– Не знаю я, кажется, меня ударили сзади и какой-то гадостью закрыли нос и рот, я вдохнул, и все, больше ничего не помню. Сколько сейчас времени? Отцу надо позвонить, он будет волноваться. Вы никого не видели?
– Нет, я пришла минут десять назад и не сразу вас увидела, точнее, не обратила внимания на ваш гараж.
«Скорая» приехала минут через двадцать, после непродолжительного осмотра врач велел загружать больного в машину и ждать приезда милиции.
– Полиции, – с трудом разлепив губы, пробормотал Федор.
– Помолчите! – прикрикнул врач, – сейчас подъедут, тогда и скажете все, что наболело.
– Юмор у вас, однако! – пробормотал парень, стремительно теряя сознание.
– А ну хватит мне тут умирать! Тебе еще жениться надо и детей, штук пять, родить. – И врач поднес к его многострадальному носу ватку с нашатырным спиртом. – Тоже мне, чуть что, сразу сознания лишаются, а мне что прикажете делать? Мужики пошли… – Но тут он увидел в разрезе расстегнутой рубашки след от пулевого ранения и растерянно замолчал.
Пожилой дядя из полиции задал несколько вопросов и, узнав, что ничего не пропало, разрешил увезти потерпевшего. К этому моменту в гараж подъехал Олег Петрович, которого вызвала соседка, воспользовавшись телефоном Федора. Он не стал проявлять эмоций, убедившись, что с сыном все более или менее нормально, подошел к пожилому оперативнику.
– Не хочу навязывать вам свое мнение, но здесь что-то искали, не нашли и, возможно, продолжат поиски, значит, сын в опасности, я хотел бы забрать его домой, как только врачи отпустят.
– А вы не думали, что вашего сына хотели убить? Удар был достаточно сильным, правда, непонятно зачем еще и хлороформом травили.
– Хотели бы убить, убили, а травили, чтобы не пришел в себя раньше времени, он боец, прошел войну, и с ним не так легко справиться. Я сейчас подумал, скорее всего, человек, напавший на Федора, знал, что он опасный противник, вот и подстраховался.
– А сами вы где были в момент нападения, – и оперативник испытующе уставился на Олега Петровича.
– Не знаю, во сколько точно все произошло, но весь день я провел в институте, у меня студенты «хвостатые» сдают курсовые. А сейчас, с вашего позволения, я поеду к сыну в больницу. – И он направился к выходу из гаражного кооператива.
В больнице Олег Петрович сразу нашел лечащего врача, благо Федора уже положили в палату, и выяснил, что у сына сотрясение мозга и некоторое время тому придется провести в лежачем положении. В палату его не пустили, уже было поздно, но заверили, что жизни и здоровью Феди ничего не угрожает. В полицию идти не хотелось, и он отправился домой, перебирая в голове возможные причины произошедшего. Придя домой и так ни до чего и не додумавшись, Олег Петрович принялся готовить ужин. Когда картошка почти сварилась, а рыба пожарилась, прибежал замученный и веселый Шанидзе.
– Олежек, зови Федьку, будем делать пахлаву, мне мед, орехи и все остальное привезли из Тбилиси, сегодня приятель прилетел, у него тут бизнес, а моя Нателла его нагрузила и рецепт на всякий случай дала, будто не я ее учил пахлаву делать!
– Юра, прости, но Федор в больнице, сегодня на него напали в гараже, он там разбирал старый хлам. Как только не услышал шаги! Видно, расслабился или задумался.
Шанидзе сразу перестал улыбаться и тревожно спросил:
– Помощь нужна? Ты не думай, что в вашем городе я чужой, мы, грузины, народ маленький и всегда друг другу помогаем, сам знаешь. Я сейчас позвоню своему бывшему однокашнику, он тут живет, на Петровке работает, и попрошу проконтролировать ситуацию.
– Спасибо, Юра, ты прости, что я тебя всем этим гружу, но как-то тревожно у меня на душе. Сам не знаю, откуда это чувство возникло, понимаю, что вокруг происходят неприятные события, а поделать с этим ничего не могу. Не знаю, как быть, вдруг Федору угрожает опасность, с другой стороны, хотели бы убить, убили, никто не мешал. У меня кроме Федьки больше никого не осталось, я за него боюсь.
– В какой больнице сын?
Олег Петрович назвал номер и устало опустился на стул. Годы все же давали о себе знать, как ни старайся забыть свой возраст, а он нет-нет да и напомнит о себе.
Прошло две недели, Федора выписали, но велели долечиваться дома, пока на работу было нельзя, голова еще не пришла в норму, и общая слабость мешала нормально трудиться. Сидя дома, он без конца прокручивал в памяти те несколько дней, что предшествовали нападению. Ни единой здравой мысли не приходило в его голову.