Живун

Гриш и его товарищи поставлены в такие обстоятельства, когда забота о куске хлеба насущного не оставляет ни места, ни времени для духовного развития личности. Сама мысль об артельном труде возникла в надежде на то, чтобы устоять на земле, изведенной «колчаками да богатеями», чтобы спастись самим, не дать умереть с голоду детям. Сами исходные установки возникновения пармы-коммуны говорят о пей как о явлении определенного — голодного и сурового — времени: «Работай, сколько сил есть, ешь, сколь влезет». И люди, которые пришли в Вотся-Горт, принадлежат своему времени. Они не хотят мириться с окружающей «сквернотой», но еще не знают, как жить по-новому. Груз старых взглядов, предрассудков, привычек обременяет их. И не столько вину, сколько беду их видит автор в том, что принесли они с собой в новую парму и мелкособственнические привычки, и суеверие, и склонность к пьянству. Острую боль за униженное и оскорбленное достоинство человека заставляет он пережить своего читателя, когда рисует сцены мелочных ссор из-за куска хлеба, дележа улова, когда показывает вспышки жадности и обжорства, страсти к дармовщине, живучесть принципа «всяк себе».

Уводя пармщиков в места богатые, но не обжитые, Варов-Гриш рассчитывал обрести свободу и от живодеров-кулаков, и от злопыхателей, но и кулак-живодер нашел их на новом месте в лице хантыйского старшины Ма-Муувема, и обывательское злопыхательство настигло. Но одну из главных причин распада пармы писатель видит во внутренней неподготовленности человека к такой высокой и ответственной форме бытия, как коммуна. Не выдержали моральных требований пармы Мишка и Гаддя-Парасся, не устояв перед соблазном любовной связи. Им не понять того, что своим неблаговидным поведением они сыграли на руку тем, кто и без того сеет грязные слухи, лживо обвиняя коммунистов в обобществлении жен. Не принял нравственных правил коммунаров и Мишка Караванщик, так и не расставшись с мечтой о превращении в самостоятельного хозяина.

Но даже такая откровенная неудача, какая постигла парму в Вотся-Горте, не смогла скомпрометировать привлекательности общественного труда, разуверить в том, что «каждый сам по себе из бедности не вырвется». И Куш-Юру, и Варов-Гришу ясно, что не принцип «работы сообща» доказал свою несостоятельность, а лишь очевидными стали заблуждения людей, не принявших в расчет реальных обстоятельств действительности и намеревавшихся построить счастливую жизнь в стороне от общей жизни, в искусственной изоляции от ее объективных условий. Надежда Варов-Гриша на то, что парма «пример другим покажет», оказалась по напрасной. Трудный год, прожитый вдалеке от Мужей, не пропал даром; урок, извлеченный из пего, был поучительным.

Безыскусственно-неприхотливое жизнеописание, которое ведет автор, льется в романе двумя потоками: главное внимание уделено событиям, происходящим в парме, но они постоянно соотносятся с течением жизни в Мужах.

Для воссоздания неповторимого колорита эпохи автор широко использует этнографически-нравоописательный материал. Чем питаются его сородичи, во что одеты, каково внутреннее убранство их жилищ, как проводят свой досуг, как ведут себя в будни и праздники, каковы их обычаи и характер верований, как складываются отношения с другими народами — русскими, ханты, каковы их песни, пляски, пословицы, прибаутки — обо всем этом узнает читатель из книги И. Истомина, и в этом смысле она представляет большой познавательный интерес, отдает щедрую дань национальной памяти.

Рисуя конкретное зырянское село, создавая индивидуально неповторимые характеры героев, автор в то же время стремится воссоздать общий облик зырян, дать представление о них как народе, воспроизвести черты их национального характера. «Зыряне, — говорит он, — большие мастера петь, плясать, водить хороводы, чем-то напоминающие русские». И такого рода обобщения встречаются в тексте часто: «Молодежные гулянки у зырян, — утверждает автор, — это невероятная, порой режущая глаз пестрота красок». В другом месте автор отмечает, что «зыряне — народ промысловый, старательный», что «все зыряне — большие охотники до разных вечеринок, сборищ, увеселений».

Вот так же, широко используя отступления, развернутого плана ремарки, прибегая к этнографическим обобщениям, рисует автор образы бедняка Ермилки и родового старшины Ма-Муувема, с той же мерой точности, обстоятельности и достоверности воссоздавая образ жизни другого северного народа — ханты. «Отличались ханты трудолюбием». В психологии, поведении и внешнем облике этих героев автор тоже не преминет отметить то, что восходит к общим национальным чертам народа: «Как и все мужики-ханты, не стриг Ермилка волосы, заплетал косички».