Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки

Мы обомлели. Ничего подобного он ранее не только не позволял, а, наоборот, был сдержанный, культурный, спокойный. Накануне собрания нас смотрели медики, но мы понимали, что причина его негодования кроется прежде всего в нашей учебе. Оказалось, что в школе был педсовет, и интернатские обитатели побили все рекорды. Это его взорвало. Г.Д. вынул свои записи и назвал цифры. У нас «от успехов» в школе закружилась голова. Двоечники стали тихо, бесшумно проталкиваться и перебираться из первого ряда во второй, а кто и прятаться за чужие спины или откровенно лезть под стол. Он заметил это, четко назвал фамилии «ударников школьного труда» и строго, по-мужски приказал им сделать шаг вперед. Они понуро шаркнули, потупили взгляды в пол и выстроились перед нами.

– Признавайтесь, не кривите душой, как дошли до такой жизни? У всех учителей создается ощущение, что вы сюда приехали резвиться, а не учиться. Кое-кого уже подвозят на лошадях с бубенчиками.

Мы заулыбались, он продолжал:

– У нас на Руси принято кататься на лошадях, но ведь это в праздники. Мне сейчас вашими колами прикажете огород городить?

Прочитанные им толстые книги сделали свое дело: сила его убеждения была в точности слова. Воспитатель выговаривал слова медленно и четко:

– Сегодня настала ваша пора отвечать за свою развеселую жизнь. Никто из вас не станет хорошим учеником случайно, только каждодневная учеба даст вам больше, чем подарила природа. Будете трудиться – будет характер и результат.

– Вот ты, – спросил он маленького рыжего пацана по прозвищу Валет, – что делаешь в мое отсутствие? Отвечай прямо, как на духу.

Валет заегозил, засопел и сказал, отвернувшись:

– Вчера книгу читал.

Мы засмеялись.

– Книгу читал – это хорошо. Книга изменит, направит, объяснит. Теперь скажи честно.

Валет приуныл, потом произнес тихо:

– Бешусь, – и замолчал совсем.

Мы снова засмеялись.

В конце собрания малышня уже егозилась и топталась на месте от усталости. Воспитатель отпустил их, а нас отозвал в сторонку.

– Вы только подумайте, что малыши всю неделю живут без родителей, многие недоедают и побираются. Им пользы нет от того, что вы хорошо посмеялись над ними…

Вот и из нас полетели пух и перья. Мы стояли, опустив головы.

После этой выволочки мы в едином порыве держались, подтягивали двоечников до троечников, помогали разгребать у лентяев учебные завалы, усаживали вечерами за стол неугомонных весельчаков. Нередко вечерами за столом было слышно шуршание страниц учебников, окрик старшеклассников, всхлипывания, сморкания нерадивых, а то и, выражаясь словами моей внучки Лизы, кое-кто получал от нас, комсомольцев, «жирного леща».

Приятным воспоминанием остались в памяти зимние вечера, когда интернатская малышня, отбушевавшись, наконец засыпала. Тогда мы, старшеклассники, устраивались каждый в своем укромном местечке, читали, рассуждали о жизни, спорили, играли «в откровенность» и тихо пели:

Почему я все ночи здесь полностью
У твоих пропадаю дверей?

Наступала пора влюбляться.

Помню, что в самые крещенские морозы я домой не ходила, а оставалась в интернате и в воскресенье с нетерпением ждала, когда во второй половине дня начнут подвозить учеников из деревень. Наш совхоз отродясь нас не подвозил, а меня одну тем более. Кто я такая? Кому нужна, кроме своей мамы? Замерзну дорогой, умру – подумаешь, не стало одного маленького человека, и только. Пунцовые, с ярко-красными щеками, с мешками и котомками на плечах, заходили в интернат его обитатели. И тогда я, лежа на кровати, от безысходности начинала явно наглеть.

– Нина, – обращалась я к Гордеевой, – чую нюхом, что из твоего мешочка вкусно попахивает. Я тебя поджидаю, как из печки пирожка. Ударим-ка по рукам: ты мне чего-нибудь, а я тебе всю неделю задачки решаю.

Смешливая, белокурая, голубоглазая Нинка тут же соглашалась. Я, похоже, была первой, кто ввел в интернате рыночные отношения. Что поделаешь, покаюсь теперь в грехах, но тогда мне приходилось зарабатывать на пропитание торгом, обменом на мои ученические услуги. Чистой воды попрошайство было для меня отвратительно. Некоторые без намеков понимали меня и сами протягивали руку помощи. За доброту я предлагала свои услуги: решала, объясняла теоремы, подписывала шрифтом чертежи… делала это с удовольствием и приобретала друзей. Кстати, другом стать трудней, а врагом легче.

Жизнь в коллективе меня многому научила. Неписаные правила были просты и выработаны самой коллективной жизнью: не ешь втихомолку под одеялом, делись, дежуришь – не халтурь; помогай всем, кто попросит; не высмеивай несправедливо – возненавидят. Если над тобой пошутили – посмейся вместе, не держи зла. Не хитри, не ври, не изворачивайся, а то перестанут замечать.

Самыми лучшими качествами признавались ум, веселый легкий нрав, открытость, простота и доброта. И уж совсем кстати придутся хорошее здоровье, физическая и эмоциональная выносливость.