Вскоре весна вступила в наш край неудержимо. Солнце вызволяло и выводило на улицу даже закоренелых домоседов и замшелых стариков. В набитом до отказа ребятней интернате не сиделось. На улице ко мне подошел одноклассник Женя-рыжий, высокий, крупный, носатый молчун. Солнце трудилось над ним неистово, раскрасив его лицо и руки крупными веснушками. Про таких у нас в селе говорили: «Нашел – молчит и потерял – молчит».
Вдруг этот молчун и верзила отчетливо говорит:
– Таня, иди за мной. Ты мне очень нужна.
Я решила, что ему надо помочь справиться с домашним заданием, пошла за ним через дорогу в дом на второй этаж, где жила часть интернатских парней. Палата была пуста.
– Я сплю вон на той кровати, иди туда. – Женя указал пальцем в дальний угол.
И тут я вдруг крепко струхнула.
– Иди смелее, не бойся, Таня.
Что хочет от меня этот рыжий великан? Мои ноги подкосились, я кое-как подавила свое волнение.
«Ну уж нет, дудки, пусть только попробует дотронуться до меня. Даже комар может прокусить кожу слона. Что надумал этот динозавр?»
Между тем мы подошли к Жениной кровати.
– Откинь подушку! – рыкнул Женя.
Я остолбенела и с силой отбросила подушку на другой край кровати. И тут я увидела, что под подушкой у Жени лежали дамские штучки: носовой платочек, маленькие желтые капроновые носочки, зеркальце на ручке в пластмассовой ажурной оправе, запашистое мыло, кулек конфет и еще много чего… Я невольно заулыбалась.
– Что все это значит, Женя?
– Это тебе мой подарок на день 8 Марта…
– Ты, Евгений, – гений! – завопила я. – А мы с мамой даже свои дни рождения никогда не отмечаем, забываем о них. Я их никогда не полюблю, они говорят о быстротекущем времени и суете жизни. Зачем ты мне всего накупил, не поскупился?
В ответ Женя только улыбнулся. Я поблагодарила его и высказала уверенность в том, что стала в классе обладательницей самого богатого подарка. И чуть было не ляпнула, что Женя – самый галантный колхозник в деревне Неймышева, да осеклась и прикусила язык, боясь его обидеть.
‹…›
Сданы экзамены, скоро выпускной вечер. Мама по этому случаю купила мне в сельмаге ситца на платье, но шить его было некому, денег для общего стола недоставало, а занимать – значило отдавать. Она по этому поводу переживала больше меня. Я ее успокаивала тем, что аттестат зрелости для нас важнее, чем вечер, потому решила не идти на «бал», а остаться в интернате.
К тому времени малышня уже разъехалась по домам, и он опустел. Все девчонки нашего класса решили фуфыриться к выпускному вечеру у нас в интернате. Я сидела за длинным столом в углу столовой и, словно на театральное представление, смотрела, как еще вчерашние школьницы вдруг на моих глазах превращались в девушек, красивых и стройных. Они накручивали волосы на большой раскаленный железный гвоздь, школьными цветными карандашами красили губы и брови, пускали в ход вместо пудры зубной порошок. В наши годы даже слово «косметика» не употреблялось. Пахло дешевыми духами, ваксой, паленым. Еще бы, сегодня разрешено накраситься, прихорошиться, стать непохожей на всех, выделиться.
На меня никто не обращал внимания, все были заняты своими новыми платьями, собой. Может, с той самой поры не любила я никогда выпускные вечера, а всегда считала их ярмаркой тщеславия. Зато по душе был праздник последнего звонка. Все не в меру суетились, красовались, восторгались, поднимали друг другу настроение.
И вот наконец все выщелкнулись, все готовы, осталось оглядеть друг друга и одобрить. В самый момент ухода ко мне подошла Машка.
– А ты-то чё сидишь, как идол каменный?
– Жду, когда вы освободите помещение, не хочу толкаться. Идите, я быстро соберусь и догоню вас.
В душе было пусто и одиноко. Только легко сказать, что надо одерживать победу над материальными трудностями, а ты попробуй их одержи в шестнадцать лет, да сохрани рассудок, не наделай лишнего. Помню, что тогда я задумалась всерьез о справедливости. Неужели даже перед смертью мы не равны? Мой отец погиб, Машкин тоже погиб, но почему у нас разные пенсии?
Как хорошо, что никто не знает о моем решении пересидеть вечер в интернате, но так хочется побыть со всеми вместе в последний раз, повеселиться.
У нас был прекрасный, дружный класс: все будут ждать меня. Нет, идти мне не следует; в черной старой форме я буду как грязное пятно на белом. Такой и останусь у всех в памяти. Разве мало было и без этого печальных моментов, о которых забыть нельзя. Какой-то однодневный наряд, а как испортил окончание школы!
И тут показалось, что мимо интернатских окон прошла завуч со свертком в руке. Быстрой походкой влетела она в интернат и скороговоркой начала прямо с порога:
– Не вздумай отказываться, Таня! На, примерь мое подвенечное платье.
Завуч вынула из свертка уже не белое от времени, старомодное шелковое, но красивое платье. Я онемела, вытаращила на нее глаза от изумления, не решаясь его взять в руки.
Платье мне было в самый раз, но длинное, как и положено невесте. Жаль, что туфли не подошли.
– Что у тебя есть на ноги?
– Тряпичные тапочки, они когда-то были белые.
– Быстро втирай в них зубной порошок.