Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки

Вскоре мы ехали на лошади в Ленск. На телеге дребезжали наши мотыги, мамина голова лежала на моих коленях. Мокрый платок быстро высох от жары. Я дула на ее багровое лицо.

Мы катились на телеге. Все вокруг нас было наполнено солнцем и теплом, дышало, радовало и звало к жизни. Но мои мысли уж точно не были тогда легкокрылыми и радужными, как требовал того возраст.

Нередко в трудные периоды жизни мама пускалась в свои рассуждения:

– Мужики наши погибали за Родину, а власти никогда не поинтересовались, а не нуждаемся ли мы в помощи? У нас вся пенсия за убитого отца на дрова уходит. Выходит, погибают одни, а хорошо жить станут другие? Это надо придумать такое, чтоб за клочком земли в две сотки в Старую Шишкину послать, выгнать из своей деревни, где наши предки лес корчевали, добывая пашню.

Мама думала, что все в руках Божьих, а оказалось, что мы в руках у ее начальников. Кстати, больно жалят не только пчелы. Голос мамы – одинокой женщины, побитой жизнью, редко был услышан.

Но иногда моя маленькая, худенькая, всегда плохо одетая мама казалась самой мужественной женщиной в мире. Несмотря на вечный труд без отдыха, мама не любила болеть, хныкать, поддаваться унынью, она любила движение.

По ее возвращении вечером после работы из совхозного огорода я нередко интересовалась: сколько же она подняла ведер воды из колодца для полива за смену?

– Ведер пятьдесят поднимаю, может, боле. До сорока считаю, а там и рукой махну.

– Мне так тебя жалко! Ты работаешь тяжело, а я не могу тебе помочь.

– Уже можешь. Хорошие люди предложили сегодня, чтоб ты шла к ним в няньки на все лето, до самой учебы. Заработаешь себе на школьную форму. Это те, у кого отцы есть, могут летом в носу проковырять, а тебе нельзя. Лида Л. сказала, что давно держала тебя на примете. Она недавно сыночка родила. Он еще головку не держит, а ей уж на работу надо.

Живут рядом с огородом, где я работаю. Лида будет тебя обедом кормить. Детишек нянчить тоже надо учиться. Все в толк бери. Как пеленку замарает, не брезгуй, обиходь парня. Говори с ним, пой да гаркай. Детей растить – не веточку ломить, Таня.

Сашка понравился мне с первого взгляда. Сначала я очень боялась давать ему сосать марлечку с пряником, размоченным в теплом молоке, после привыкла и делала это очень умело. В новом для меня деле были курьезы, страхи и беспомощность. Не стану описывать, как я управлялась с крохотным Сашкой, но помню, что, когда он спал, я взахлеб читала книгу Н. Островского «Как закалялась сталь». Все лето я просидела в замкнутом пространстве. Сашке было два месяца, а его няньке – 14 лет.

В жизни, как известно, не обойтись без зловещей азбуки познания. Давно стало ясно: кто не учится у жизни, тот и умрет недоучкой. Но привыкшая бегать по лугам, купаться в реке, читать книги, смотреть в небо, мечтать, слушать небылицы пастухов, я тосковала по воле, потому от «галчонка» я вырывалась, как птичка из клетки, и вприпрыжку бежала по сельской улице. Подгоняло то, что почти каждый вечер в нашем околотке давали бесплатно «концерт».

Часто мы шли с мамой вместе, взявшись за руки, каждая после своей службы. Как-то из нашего домика послышался голос тетки Крестины, она пела:

Ах вы, Сашки, канашки мои,
Разменяйте бумажки мои.
А бумажечки-то новенькие,
Двадцатипятирублевенькие.

«Значит, деньги в матраце у нее есть», – подумала я. Потом шайка коллективно и весело затянула свою, фирменную:

Наша маленькая шаечка
Шали, шали, шали.
Нашу маленькую шаечку
Никто не шевели.

– Мама, слышишь, шайка-лейка у нас пирует.

– Они уж заканчивают, потому что поют не так звонко.

И правда, люди уже расходились. Я заметила: простому человеку для счастья немного надо. Встречные весельчаки сочувствовали:

– Мы уж все высушили, ты, Лиза, опоздала. Неуж забыла: с кем живешь, с тем и поешь.

Дома у нас было хоть святых выноси… Напротив нашего домочка, чуть наискосок, стоял дом на две половины. В маленькой половинке жила Дора с двумя дочерьми. В деревне они были заметные: толстые, высокие, круглолицые, пышноволосые и всегда развеселые.

– Чё это они едят, что их так разбарабанило, как ты думаешь, Кока?

– Время подошло, а может, только сейчас досыта едят: наворачивают, поди, по чугунку картошки да по буханке хлеба на раз, а что настроение хорошее, так здоровья много.

Одна из девушек играла на гармошке, сидя у дома на лавочке, другая плясала, не жалея ног, обе наперебой громко пели:

Не ходите, девки, замуж,
Замужем невесело.
Я была четыре раза,
Голову повесила.

Знали и пели они напевки и покрепче.