Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки

Нас с Машкой уже ждали и с любопытством рассматривали такие же бедолаги, как мы. Их там было как пчел в улье. Элка показала, какую кровать нам занимать. В спальной палате надо было оставить только школьную форму, домашнюю одежду и портфель, все остальные пожитки унести в казенку, она слева от двери при входе в интернат. Элка распоряжалась, как истинная хозяйка положения: кровать заправляйте, как у всех, без морщин, по-солдатски. В палате – не есть, не мусорить, не валяться на кровати.

Я успела разглядеть множество одинаково застеленных кроватей и ощутить тепло натопленной черной металлической круглой печи. Кровати стояли в два ряда. Один ряд у стены, другой у окон. Наша была у окна. Кровати были металлические, узкие.

– Спать будете, Таня с Маней, вместе, валетом. Мы все так спим, просторнее кажется. Уроки будете делать за длинным столом, мимо которого вы прошли. Мы все за ним делаем уроки и едим. Дежурить будете по графику. Не буду все сразу говорить, обживетесь, сами узнаете, что к чему.

Элка убежала.

Мы пошли искать с Машкой казенку, а заодно и как следует рассмотреть помещение. Это было старое здание, некогда служившее начальной школой. Сейчас, в двух бывших его классах, размещались спальные палаты, одна – для женского пола, другая – для мужского. Коридор напоминал букву «г», в узкой и длинной части которого снимали верхнюю одежду и обувь, тут же стоял титан с водой, а в широкой части была обеденная зона, или, по Элькиному определению, столовая. Здесь стоял длинный стол, с одной стороны которого у самых окон возвышалась длинная сплошная лавка, а с другой стояли две длинные скамейки.

Кухня занимала маленькое помещение, служившее когда-то жильем для уборщицы. В кухне стоял камин с плитой, два небольших стола и несколько самодельных табуреток. Теперь это были владения поварихи тети Любы. Готовую пищу она подавала «на раздачу» – в вырезанное маленькое оконце на стене между кухней и столовой. Больше мебели в интернате не было, да и комнат тоже.

Во всем чувствовалась скученность, теснота и бедность. Пока мы разглядывали новое место жительства, вокруг нас рыскали, беспрестанно сновали, суетились, кричали обитатели интерната. У ребятни были в ходу прозвища, и обращались они друг к другу чаще не по имени. То тут, то там можно было услышать: Серый, Буба, Муха, Культяпа… Время, когда мы пришли, было вечернее, воспитатель, закончив работу, ушел домой. Кое-кто из учеников сидел за столом и делал уроки, другие тут же что-то жевали. Дежурный парень носил воду в титан с колодца.

Мы с Машкой ткнулись в кладовку со своим добром.

– Понаедут тут всякие, а потом вещи теряются, – сказал с хохотком встречный парень и уступил дорогу.

– Прошу пройти в продуктовый склад, только знайте: у нас не воруют, а то секир башка сделаем.

«Мне тут и скучать не придется, – подумала я. – Веселая ожидается житуха». Ночью было нестерпимо душно, форточек нигде не было. В палате жило 16 девчонок, а всего в интернате ютилось около 40 человек. Семь парней жили в здании напротив нашего, на втором этаже. При такой перенаселенности поддерживать в нем порядок было очень трудно. В нашей палате кроме кроватей и нескольких тумбочек был только один, и то неширокий, плательный шкаф, в нем всегда не было порядка, а проще сказать «черт ногу сломит». Как сейчас помню, на другой день, подходя к интернату после уроков, мы обнаружили выставленный дозор, а в самом интернате все было перевернуто вверх дном, такого бедлама я отродясь не видывала. Обретенная свобода и временная бесконтрольность дали его обитателям почувствовать свое счастливое детство. Ребятня веселилась от души: бегали по кроватям, сдвинув их беспорядочно, швыряли подушками, прыгали, гонялись друг за другом, локшили[25], бутузили без разбора всех, кто попадал под руку. Вслед обидчикам летели портфели, подталкивали скамейку под ноги, роняли в кухне ведра, внезапно прыскали изо рта водой, при этом душераздирающе визжали и хохотали. Кое-кто прятался за печками, а отстоявшись и отдохнув, с новой силой набрасывались на виновников, хотя кто тут разберет, где правые, а где виноватые.

Девчонки орали так, что «уши сквозь». Во всем помещении стояла пыль столбом. Да что там пыль, мне казалось, что стены и те ходуном ходят. Я никогда не видела таких потасовок: вокруг нас с Машкой крутились пацаны и, ухватившись за нас, сделали живой щит. Все, кто были посмелее, покрепче и побойчее, веселились по полной программе, а те, кто были тихони, облюбовали себе на кухне укромное местечко и, как заядлые игроки, «жарились» самодельными картами в дурака и «Акулину».