Живы будем – не умрем. По страницам жизни уральской крестьянки

Утром на другой день я надела белую блузку, синюю юбку на резинке, повязала на волосы белый бант, на ноги надела белые носки с зеленой полоской, сунула ноги в черные ботинки со шнурками, дырявые у больших пальцев ног, уже не годные для ненастья, и пошагала в школу. К своей нестандартной одежонке я давно привыкла, даже внимания на нее не обращала. В котомке у меня еще имелась мамина старая визитка, по-теперешнему пиджачок, кирзовые сапоги, платок – это на случай ненастья. Вот и весь гардероб выпускницы. Все так и было, как сейчас помню: детство без игрушек, юность без обновок. Мы тогда желания свои и те подавили. В школе весь год сидели с Машкой за одной партой. Перед новыми учителями старались не ударить лицом в грязь и очень скоро приобрели новых друзей.

У нас тогда наметилось своеобразное разделение труда. У Машки плохо удавались чертежи, зато она с удовольствием учила химию и копалась в немецком. Мне чертежи поддавались, математикой и физикой я была увлечена, зато принципиально не желала даже слышать немецкую речь. Мы словно дополняли друг друга: Машка любила историю, а я – литературу. Часто мы обменивались знаниями. Уроки делали систематически и увлеченно.

Утром мы наскоро пили сладкий чай с хлебом, в обед ели «что Бог пошлет». Иногда случались праздники в нашей трапезе: тогда радовались дешевым конфеткам или прянику, запивая чаще холодной водой. Я не любила теплый чай, он напоминал мне телячье пойло. Однако, как сейчас помню, все время хотелось есть, все уроки, от первого до последнего.

Хоть редко мы были сыты, но спали всегда крепко. Сначала вдвоем укладывались на голый гопчик, жались друг к дружке. Машка была побогаче меня: имела подушку и простыню. Я этого не имела. Мы клали под голову ее подушку и укрывались простыней, но Машка боялась столкнуть меня с высокого гопчика на пол, а потому «от греха подальше» перебиралась со своим добром на печь, а мне ничего не оставалось делать, как класть под голову свой тугой пузатый портфель и укрываться до пояса платком. Чтобы не зябнуть ночью, я всегда укладывалась на ночь в чулках и домашнем платье. Со словами: «Как погляжу я на тебя, так вчуже сердце обмират, этак за ночь мозга-то так отдавишь, что и котелок перестанет варить», – тетя Нюра бросила мне под голову старую фуфайку.

– Хотела ее под ноги на улицу бросить, да хорошо, что передумала.

– Моя мама в таких случаях тоже говорит, что «пробросаешься – да хватишься». Спасибо, тетя Нюра, за изголовье и добрые слова.

– Язык-то не отсохнет доброе слово сказать, и руки не увянут добро сделать.

Семья тети Нюры жила дружно. Старший сын Сашка руководил в совхозе комсомолом и этим раздражал родителей. Нередко тетя Нюра возмущалась на свой манер:

– Что за работа? С утра уж ищи ветра в поле, а днем – с огнем не сыщешь. Каки таки дела ворочает? Будто чем зараженный, свищет по совхозу. Вы, девчата, не знаете такой заразы?

– Знаем. Это инициатива и энтузиазм. Они ой как нужны для строительства коммунизма. Он – комсомольский вожак и по уставу должен с сердечным рвением бороться за идеалы коммунизма.

Мы объясняли ей все на полном серьезе.

– Понимаешь, тетя Нюра, мы сейчас все строим новое общество – коммунизм. Это наше светлое будущее.

То были хрущевские времена, и его лозунг «Нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!» знал каждый, правда, что такое коммунизм, мало кто знал. Но народ верил в этот проект, потому как народ без веры жить не может, без веры он пропал. Тетя Нюра, как и моя мама, в таких разговорах не участвовала, а лишь безнадежно махала рукой. (К слову, так и не узнала мама о моем житье на квартире.)

В октябре нас пригласили в интернат, там освободилась одна кровать. Я уже собирала на печи свою котомку, а Маша кушала не спеша свой сладкий манник. Хорошо, что она со мной делилась, а то бы мне, в конце концов, как ни крути, пришлось бы, наверное, поворачивать свои оглобли обратно восвояси. Своего провианта с квартплатой мне хватило бы не для проживания, а для погибели.

– Маня, нас уже ждут не дождутся, поползли скорей, пока не передумали дать нам одно койко-место! Живо разворачивайся на марше, а то чую, что мне скоро придет каюк.

– Тоже мне, комсомолка, наговорила с три короба и довольна. Не хватало мне только твоих предсказаний с печи.

– У тебя, гляжу я, Маня, багажу-то, багажу – никому не покажу.

– А ты со своей котомкой, как ленинский ходок.

– Не ленинский, а ленский.

Мы подхватили наши манатки и поперлись в интернат. В то время я была легковерной, наивной и думала, что передо мной лежит открытый, большой мир и в нем обязательно найдется место чуду. В чудеса верят те, кому не на кого опереться, это я поняла много позже.

Глава 31. Выпускница

– А вот и Таня с Маней пришли, – объявила дежурная по девчачьей палате Элка Бецкая – энергичная девчонка с копной кудрявых волос на голове, когда мы вошли в интернат.