Спустя час или полтора им обоим надоело их занятие. Вид на Чикаго был почти готов, вся палитра перемазана разными красками, чистые кисти закончились. С пальцев стекали мелкие бурые капли от смешавшихся между собой цветов, пол был весь заляпан беспорядочными кляксами, а вместе с ним и ноги двух художников. Быстрым движением Оливер забрал у Мии кисть и положил ее к другим, а затем щелкнул женщину по носу грязным пальцем. Сделал это специально, ведь след от краски обязательно останется, а она сейчас начнет смешно возмущаться. Так и произошло – не успел он убрать руку, как Миа стала недовольно шипеть и фыркать, только потянулась рукой к своему носу, но вовремя одернула – она ведь тоже была испачкана. Пока она соображала, как ей поступить, Оливер сильнее обнял ее за талию и обхватил за шею, плавно перешел на щеку, ожидая новой бури недовольства. От такой наглости – а ведь теперь щека и шея были выпачканы краской – Миа хотела возмутиться, и уже набрала в легкие воздух, чтобы прикрикнуть, откинулась назад и обернулась к мужу, но он ее остановил – губы приятно обожгло поцелуем. В это же мгновение стало безразлично, испачкалась ли она в краске и можно ли ее отмыть, сколько времени на это потребуется. Внезапный поцелуй заставил ее понять, что сейчас это было неважно. Продолжая крепко сжимать одну руку на талии женщины, а второй водить по ее щеке, Оливер чувствовал, как она обмякает и плавно отдается его воле, следуя за поцелуем. С трепетом коснулась его предплечья и схватила его, спустя пару мгновений наугад нашла его щеку, коснулась пальцами волос. Теперь и он был измазан краской, но это не имело никакого значения. Единственное, что было важным – этот нежный поцелуй, что они дарили друг другу, трепетные прикосновения и дрожь на кончиках пальцев. Забыв о палитре, которую Миа все еще держала в руке, она выронила ее, и та с шумом упала на пол. Хорошо, что в ней почти не было краски, а та, что была – уже успела подсохнуть и не стала разлетаться в брызгах. Теперь ничего не мешало отдаться эмоциям, и объятия стали в несколько раз крепче, а поцелуй – чувственнее. Предыдущих поцелуев не хватило, чтобы выразить всю любовь и привязанность, что они испытывали, и сейчас они восполняли все потери, что понесли за время, пока были порознь. Они не давали друг другу увернуться, все больше и больше пачкая лица, кусаясь и почти не дыша. Миа совершенно ослабла и держалась на ногах лишь потому, что Оливер не выпускал ее из рук, крепко прижимал к себе. Казалось, вот-вот, еще пара секунд, и они сольются воедино, настолько близко они были.
- Мм, - Миа нехотя отстранилась, но не убрала руки от его лица, глубоко дышала, не открывая глаз, и ловила тяжелое дыхание мужа, коснулась его носа своим и ткнула. – Я больше не могу, губы болят, - прошептала и открыла глаза. Оливер уже смотрел на нее и согласно кивнул. Она улыбнулась. – Наверно, надо смыть краску, пока не засохла? – вновь лишь кивнул.
Около получаса они пробыли в ванной, стоя возле раковины и смывая краску с рук и лиц. Она уже успела подсохнуть, поэтому было сложно оттереть ее, но никто не собирался сдаваться. Стараясь не давить и не причинить боль, Оливер упорно оттирал краску с шеи своей жены, а она послушно стояла, забросив назад волосы и выгнувшись, рассказывала ему разные истории и негромко смеялась. После, уже она старалась выскрести всю краску, застрявшую в волосах на виске у Оливера, продолжая свои рассказы. А еще через какое-то время, когда вся краска уже стекла в водосток, они сидели в гостиной и вновь говорили обо всем на свете, иногда перебивая разговоры поцелуями. Все чаще стали писать родители Оливера, которые уже начали собираться к ним, чтобы привезти Кевина. И с каждым сообщением все больше изменений происходило в Мие – она становилась спокойнее и сдержаннее, ее движения не были резкими, слова перестали быть громкими. На лицо постепенно наползала улыбка, в глазах появлялся блеск, дыхание становилось глубже и размереннее. Ей некуда было деть руки, поэтому она то и дело оттягивала рубашку, вертела ее края и поправляла рукава. Она ждала встречу с сыном, Оливер это понял. Он и сам хотел уже увидеть маленького непоседу, но вряд ли его желание могло сравниться с ее. Она ведь мать. Сжимая в руке телефон, она то и дело поглядывала на него в ожидании нового сообщения. Миа даже перестала вслушиваться в разговор, лишь отстраненно отвечала короткими фразами, а прочитав очередное сообщение, улыбнулась – они уже едут.
Следующие сорок минут превратились в ожидание – родители ждали возвращения ребенка после долгой разлуки. Больше суток – это был большой срок и для малыша, и для них. Оливер тоже так думал, хоть и пытался скрыть свои мысли от Мии. Не по-мужски быть таким сентиментальным. Миа готовилась так, будто прошло, как минимум, лет десять, но никак не один день. Женщина проверила спальню, особенно кроватку, достала домашние вещи, в которые переоденет Кевина, когда его привезут. Миа была наверху, когда в дверь позвонили, Оливер пошел открывать.