Живые чернила (СИ)

- Ладно. С кем бы я ни встречался до тебя – во мне ничего не менялось. Я оставался точно таким же, мои проблемы всегда были в приоритете, проблемы моих девушек меня волновали, но не так уж сильно. Заботиться? Защищать? Ну да, я это делал, надо было, моя ж девушка вроде. А с тобой… Мне хотелось это делать, действительно хотелось. Я понимал, что проводить тебя вечером домой – это не столько тебе надо, потому что дерешься ты куда лучше меня, если вдруг пристанут, сколько мне самому, чтобы я знал, что ты в безопасности. Мне становилось плохо, если тебе было плохо, твои проблемы я автоматически принимал на себя. Я стал смотреть по-другому на многие вещи благодаря тебе. Та же целомудренность, которой учила тебя мама – я не уверен, что приятнее быть последним, чем первым и единственным, и я рад, что все произошло так, как произошло. То есть, получается… Я должен был стать… Мягче? Да, мягче и ответственнее, серьезнее. Я должен был стать лучше рядом с тобой. Что же касается тебя… Ты должна была стать уверенной. У тебя, как бы, парень взрослый, студент, а не школьник какой-нибудь, да еще и портреты с тебя списывает, да еще и заступается за тебя всегда. Ты ведь самой крутой на выпускном была, помнишь? А уж с какой уверенностью ты кидалась фразой «Хочешь обсудить это с моим бойфрендом?» У меня в такие моменты была лишь одна мысль – «Мне бы столько самоуверенности». Тебе не нужно было бояться. Нужно было чувствовать защиту.

- А я и чувствовала защиту от других, но ты бы смог защитить меня от самого себя? Если бы тебе надоело? Ты столько отдавал мне, а получал так мало. Точнее, не получал того, что было важно.

- Значит, я был бы мудаком, как Ньют. Но я тоже многое получал от тебя. Твою честность, открытость, доверие. Говорю же, ты научила меня разным милым вещам, которые мне не свойственны совершенно. Но а если бы я был как Ньют? Зачем тебе такой же, не уважающий тебя и твой выбор? Лучше быть одному, чем жертвовать непонятно из-за чего. Я понимал, что для тебя это была бы жертва, и я не знаю, как бы я отреагировал, если бы ты сама решила ее принести. Мне кажется, я б твоей маме нажаловался, - на это Миа фыркнула. – Да ты бы не сделала этого, упертая же, - он в ответ пощекотал ее по спине. – Я к тому, что тебе не стоило бояться и молчать. Как минимум, нужно было сказать мне об этом, а то получается, что в наших отношениях только я был счастлив, а ты постоянно переживала. Это ведь неправильно.

- Ну да… Я каждый раз хотела с тобой поговорить об этом, но мне каждый раз было все страшнее. Я сглупила. Недосказанность все портит, теперь я это знаю, - она вновь ткнула его носом, уже нежнее, а затем поцеловала и потерлась щекой. Он улыбнулся, глядя на ее макушку, и крепче прижал Мию к себе, силы на это внезапно появились, внутри все снова задрожало. Они молчали несколько минут, Миа слушала, как торопливо, но уверенно бьется сердце Оливера, а он наблюдал за ее редкой дрожью. Они дышали в такт друг другу, одновременно вдыхая воздух, согревали друг друга собственным теплом и старались слиться в единое целое, продолжая лежать на твердом полу, усыпанном канцелярскими принадлежностями. Миа обхватила мужа за плечо и положила голову на грудь, насколько смогла, а Оливер держал ее голову и осторожно гладил, зарывшись пальцами в волосах. Прикосновения, запах, движения, трепет, судороги где-то внутри – все это было до невозможного привычным и дорогим, и не хотелось думать, что когда-нибудь это кончится. Миа едва оттянула голову, на самое малое расстояние, при котором могла бы говорить, и зашептала. – Тебе нужно работать? – Оливер только кивнул. Уже десять минут он лежал, закрыв глаза, наслаждаясь близостью. - Тогда… Может, ты поработаешь?

- Нет, - ни один мускул не дрогнул, он и не думал разжать объятия. – Я поработаю ночью, пока ты спишь. А сейчас я хочу быть с тобой.

- А я хочу, чтобы ты спал со мной. Я ненавижу спать одна. Кровать большая, мне страшно и неуютно. Особенно сейчас, когда столько произошло, - она заговорила громче, ее голос звучал по-детски упрямо. – Ненавижу просыпаться ночью и искать тебя в темноте, а потом не находить. Ненавижу обнимать одеяло вместо тебя, ненавижу. Как вдова, как брошенка. Я ненавижу это чувствовать, я хочу, чтобы ты был рядом, - она продолжала капризно говорить. - Хочу лезть обниматься и слышать твои недовольства, хочу просыпаться от страшного сна и чувствовать твое тепло рядом, как ты спокойно дышишь. Хочу, чтобы мы по очереди вставали к Кевину, говоря друг другу «Тихо-тихо, спи, я разберусь». Хочу складывать на тебя ноги, чувствовать, как ты их скидываешь, и складывать вновь. Хочу всё это.

- Я ждал этого целый год, я не хочу сейчас прекращать, - он даже не думал выпускать ее из рук, вставать и, уж тем более, работать. Работа подождет.

- Я ждала полтора, я подожду еще двенадцать часов. Главное, чтобы ночью я легла спать не одна, - тихо проговорила она, а затем совсем зашептала. – Боже, что же ты со мной делаешь… - она громко выдохнула и вздрогнула.