— Хм, это была осень… Школа проходила аккредитацию, и нас долбили проверками, доставалось всем. Еще Локвуд тогда уже начал мою кровь пить. Хорошо, что он в этом году заканчивает. Без оценки от меня, правда, но да ладно, его проблемы… Меня четыре раза кинули с работой. Я не спал по ночам, чтобы в итоге четыре раза услышать «Спасибо, я передумал, мне не надо». Класс, мне что делать с готовыми работами? — он вспомнил, как тогда его злили, просто приводили в ярость все его клиенты, которые так с ним поступали. Почему нельзя отказаться от его услуг до того, как он изведет кучу материалов, чтобы отрисовать их лживые физиономии? Оливер не понимал этого.
— Люди идиоты, ты же знаешь, — хмыкнула Миа. Она тоже помнила, как Оливер злился. Она злилась вместе с ним, но не потому что он потратил материал, а потому что глупые люди сами не понимали, от чего отказывались.
— Да, знаю, но мне от этого не было легче. Я стал думать, что я, может, вообще не тем занимаюсь, что это никому и не нужно. Отец сказал, чтобы я сам разбирался, мама только трагично вздыхала. Ну ты знаешь, как она умеет, — они одновременно хмыкнули, Миа кивнула. — А вздыхала так, потому что не знала, как сказать сыну, что его работа — шлак, мягко говоря.
— Что за глупость?
— Ну, а почему она тогда молчала? — выпалил он, медленно стискивая вилку в руке. Он сжал зубы, вспоминая то время. Он чувствовал себя тогда неудачником, бесполезным и ненужным человеком, и даже родители не поддерживали его тогда. Справившись с эмоциями, Оливер посмотрел на Мию. Женщина закусила губу и пожала плечами. В глазах читалось желание помочь и абсолютное непонимание, как это сделать. Оливер тоскливо хмыкнул. — Потому что уже не было смысла врать и говорить мне, что я такой классный художник. Не такой уж и классный, получается. Фред сказал, что мне бы стоило поискать другую работу, а почеркушками на досуге заниматься. Я тогда вообще в отчаянии был, от меня все отвернулись, — он оставил вилку и потер руками лицо, скрестил их на груди, сжал губы.
— А я? Ты опять про меня забыл, да? — она негромко хохотнула, чтобы разрядить обстановку. Оливер посмотрел на нее и улыбнулся.
— Нет, ты была на моей стороне. Как всегда, — с теплотой в голосе сказал он. Миа деловито закивала. — Ты не дала мне избавиться от работ, от которых отказались. Я не знаю, зачем они мне, но они все еще наверху стоят.
— Как это — зачем? А как же собственная выставка? Что ты там выставлять будешь, если ты все уничтожишь? — женщина картинно закатила глаза, всем видом говоря «Ну как можно было забыть, что ты еще должен свою выставку открыть?»
— Точно, — в ответ на ее поведение он слегка рассмеялся. — Так и вышло, что ты была единственной, кто в меня верил тогда. И… Дальше всё, я не помню ничего, кроме работы. Могу тебе по порядку перечислить все свои заказы, но в том, что касается тебя, полный провал.
— Ты даже не помнишь, что ты мне предлагал? — недоверчиво скривилась та. Оливер закачал головой. — То есть, ты был мне благодарен, и в знак благодарности меня забыл? Класс.
— М, нет, погоди. В один из последних дней мы чуть не сломали диван у меня наверху, ты меня всего исцарапала. Это я хорошо помню.
— Ну еще бы ты не помнил, — она хмыкнула. В ответ он кивнул ей и пожал плечами.
— На следующий день меня вновь бреют с работой, это происходит в пятый раз. Директор в художке орет на меня из-за каких-то документов, я срываюсь и сам начинаю психовать. Вот теперь всё, — он стал ждать реакции от Мии, но та снова скривилась, не понимая, как она может быть связана с его истериками по поводу работы. — А что я предложил-то?
— Я не буду это повторять, — резко ответила его жена. Она сразу же опустила глаза на свой завтрак, подцепила вилкой кусочек и отправила его в рот, стала усердно жевать.
— Хм, — мужчина наблюдал за ней, за ее смущением и недовольством. Он примерно предположил, что мог ей тогда сказать. — Наверно, мне не стоило этого говорить.
— Не стоило. Это всё звучит глупо и… Ладно, забудь, — Миа встала, не доев, взяла на руки ребенка и переключила на него всё свое внимание. — Что ж, раз папа твой сегодня будет очень занят, — она постаралась, чтобы голос ее звучал спокойнее и непринужденнее, но слабая дрожь выдала смущение женщины, — со мной покатаешься, мелочь, — Миа ткнула его носом в щеку, поцеловала, а потом обратилась к мужу. — Позвони родителям, они волнуются. И с друзьями поговори. Тоже переживают.
— Кемерон сказал, небось? — хмыкнул Оливер. Миа фыркнула.
— Я стараюсь игнорировать его. С Фредом говорила. До вечера.