Здесь уместно вспомнить два случая столкновения нашего героя со служителями культа. Первый произошёл в 1996 году. Обстоятельства жизни Лебедька сложились так, что в ту пору он испытал серьёзный душевный кризис. Это было связано с первыми разочарованиями в психологии, в которой наш герой ещё тогда стал прозревать реакционные тенденции, а также, с некоторыми событиями в личной жизни. Дошло до того, что несколько недель он не мог не то что работать, но даже есть и спать — столь сильно было столкновение противоречивых чувств, вызвавших сильнейшую душевную боль. Кто-то из знакомых посоветовал сходить в церковь и исповедоваться, мол, после этого наверняка станет легче. Не видя на тот момент других средств, Владислав Евгеньевич решил последовать совету, хотя и был не крещён. Придя поутру в ближайший храм, он встал в конец длинной очереди кающихся. Спустя несколько времени подошёл его черёд. Батюшка, на вид его ровесник, гневно сверкал очами. Исполненный душевной боли, Лебедько направил её в уши божьего наместника: «Вразумите, батюшка, потерял духовные ориентиры и опоры. Запутался, душа болит, и не имею никаких сил, дабы понять, что делать». На сей поток душевных излияний, молодой поп отвечал скороговоркою: «Что ты мне лапшу на уши вешаешь? Ты с правилами исповеди знаком? Тут надо не сопли размазывать, а отвечать по порядку — прелюбодействуешь или нет!» Ошарашенный подобным ответом, наш герой только-то и пролепетал: «О, это я, видимо, не по адресу», и, махнув рукой, пошёл прочь из храма. Случай этот, однако же, развлёк его, и даже помог, благодаря своей комичности, изыскать ресурс, дабы справиться с душевной болью.
Другой случай произошёл уже в 2002 году. В ту пору у нашего героя вот уже несколько лет был старший наставник, которого Лебедько почитал как Учителя жизни. В какой-то момент, однако, между ними произошёл ожесточённый спор, и, как следствие его — разрыв отношений. Владислав Евгеньевич болезненно переживал потерю Учителя, продолжая внутренне спорить с ним, и что-то доказывать. Подобные внутренние диалоги истощили Лебедька настолько, что он погрузился в депрессию. И вновь добрые люди рекомендовали сходить на исповедь. Наш герой отнекивался, вспоминая прошлый казус, и, в конце концов, рассказал о нём. На сей рассказ советчик отреагировал весьма бурно, и начал вновь увещевать нашего героя, что, мол, поп попу рознь, и, дескать, есть в N-ском храме некий пожилой и опытный священник, который уж, наверняка, поймёт страдания Владислава Евгеньевича должным образом. Отправился Лебедько в этот храм, разыскал там требуемого священника, который, действительно, оказался седобородым стариком, внушавшим некое доверие, отрекомендовался, что он, мол, от такого-то и такого. Священник охотно согласился выслушать его. Исповедь началась: «Святой отец, грех мой в том, что человека поставил я превыше бога». Поп понимающе закивал, чем вызвал дополнительное расположение, а затем спросил: «Женщину?» Владислав Евгеньевич, в порыве исповеди не обнаружив в этом вопросе подвоха, продолжал: «Нет, не женщину, мужчину...», - имея в виду, конечно же, Учителя. Поп же, услыхав сие, отпрянул назад, спешно перекрестился несколько раз и пробормотал: «Жениться вам надо!», после чего помахал кадилом и отправил горемыку восвояси. Лишь при выходе из храма до Лебедька дошёл комизм произошедшего диалога. С тех пор он дал себе зарок больше шагу не ступать в церковь.
Приведя сии примеры, автор положительно не имел в виду делать какие-то выводы, распространяющиеся на всё духовенство. Безусловно, среди священнослужителей встречаются люди глубокого ума и чувства, исполненные мудрости и понимания жизни. И то, что Владислав Евгеньевич попал к двум, мягко говоря, недалёким попам, ещё ни о чём не говорит. Но для него самого столкнуться именно с этой стороной Церкви оказалось весьма пользительно. Встреться он с действительно умудрённым старцем, в том возрасте, когда он был достаточно легковерен и неустойчив в духовных исканиях, он мог бы и попасть под прелесть христианского мировоззрения и, тем самым, лишиться возможности критически мыслить. Увы, со многими достойными людьми именно так и происходит, и они лишаются возможности увидеть в христианстве, помимо сомнительного душевного упокоения, реакционную социально-политическую структуру, скрепляющую Систему своим достаточно прочным клеем.