Живые души, или похождения Лебедько

Помнишь ли ты, читатель, как в предисловии автор, с замиранием сердца повторял и повторял один и тот же заветный вопрос: «Русь! Чего же ты хочешь от меня? Дай ответ!»? И что же ты думаешь, подведя своего героя к служению цели, которая на данный момент кажется актуальнейшей не только что для России, но и для всего мира, автор получил ответ? Отнюдь! Временами, описывая то один, то другой эпизод из похождений Лебедько, автору казалось, что вот-вот и услышит он таинственный ответ земли русской, познает ту могучую силу, что поправила его на написание этой повести. Множество раз заветный смысл, казалось, готов был раскрыться, подобно бутону диковинного и прекраснейшего цветка... Увы, изначальный вопрос так и остаётся без ответа по сей день, побуждая писать продолжение повести там, где её, казалось, можно было бы уже завершить. Герой наш уже, не какой-нибудь шалтай-болтай, он, постепенно обретая сознание своей сопричастности миру, и творящейся в нём несправедливости, стоит крепко на рискованном, сложном, тернистом, но благородном пути, который, к тому же, как говаривал один старый и очень мудрый индеец, стал для него «путём с сердцем».

Ясно, как день, что лишь очень и очень немногие согласятся с автором в определении сего пути как благородного. Многие будут даже упорствовать в том, что это, напротив, весьма скользкая дорожка, ведущая чёрт знает куда. Иные будут стоять на мнении, что наш Лебедько и вовсе стал кощунником и совершенно конченным мерзавцем, особливо затесавшись под конец в положительно сомнительную компанию. Не будем вступать в спор с ревнителями всякого рода стабильности, традиционализма и консерватизма, и просто с людьми, исповедующими так называемый здравый смысл, ценящих сомнительную логику превыше интуиции, чувства и иррационального импульса. Автор решительно уверен в том, что созидание, равно как и разрушение, суть части одного и того же процесса, зовущегося жизнетворчеством, а посему важно не то, стал ли наш герой «созидателем» или «разрушителем», сколько то, что он обнаружил в этом именно своё призвание. А авантюрность сего призвания — гарантия того, что мало-помалу такой мощнейший фактор, как риск, отшелушит все и всяческие желания Другого (о чём мы не раз толковали), и приведёт его к обнажённой драме его собственного Желания. Это ли не высший удел человеческий? Здесь читатель может, конечно, пуститься в непримиримый и яростный спор, однако, автор решительно не намерен с кем-либо на сей счёт спорить, а потому предоставляет читателю свободу спорить с самим собой или же с другими читателями.

Наша история, покамест, продолжается, и автор считает своим долгом поведать ещё о нескольких примечательных встречах, уготованных Владиславу Евгеньевичу главными фигурами «Югорского кружка». Встречах с людьми, в которых обыватель ни за что бы не раскусил вольнодумцев и носителей того самого децентрированного мировоззрения, о котором толковал Джафаров, благо люди эти славились как раз таки своею твердолобой консервативной позицией. Впрочем, для проницательного читателя понятно, что консервативная позиция являлась лишь маской, которой до поры до времени этим людям необходимо было тщательно прикрываться. Как бы там ни было, но, даже для самого Лебедька, шокирующе прозвучало предложение Муромцева поехать в Пресненский район столицы, где между станциями метро «Краснопресненская» и «Баррикадная», располагается один из православных храмов, настоятель которого, отец Иннокентий Райкин, фигура в православном мире чрезвычайно влиятельная и одиозная, чуть ли не ежедневно мелькающая на телевизионных экранах и источающая от имени Церкви инициативы, буквально гротесковые по своей нелепости. Именно с отцом Райкиным и предстояло встретиться Владиславу Евгеньевичу.