– До меня дошли слухи, что я выиграл наш спор, – сказал он ироничным тоном, который сразу вывел Пию из себя. – Ты послала Кристофа в круиз в одиночестве.
– Какой спор? – переспросила она холодно. – Я никогда этого не любила.
– Как всегда: наше приглашение остается в силе. Мириам будет очень рада, если ты придешь к нам на Рождество.
Это было очень мило, но Пия не испытывала ни малейшего желания праздновать Рождество в квартире, в которой она сама несколько лет жила с Хеннингом и в которой однажды после развода застала его с прокуроршей Лёблих – они развлекались на журнальном столике. Эта квартира хранила в себе слишком много воспоминаний, и больше плохих, чем хороших.
– Очень любезно с твоей стороны, – сказала она, – но я хочу воспользоваться возможностью и навестить свою семью. Сестра и брат все рождественские праздники проведут у родителей.
– Ну, тогда желаю приятно провести время, и передавай большой привет от меня, – ответил Хеннинг.
Они еще немного поговорили о переполохе в торговом центре, и Пия рассказала ему об извещениях о смерти, отправленных снайпером. И хотя Хеннинг, будучи руководителем Института судебной медицины, формально не являлся сотрудником полиции, он все же был важной составной частью коллектива и благодаря своему опыту и смекалке постоянно давал очень полезные советы.
– Ничего существенного вам это не даст, – констатировал он.
– Это как посмотреть. Во всяком случае, эти извещения говорят нам хоть что-то о мотиве преступлений, – ответила Пия. Потом ей в голову пришла мысль. – Скажи-ка, а ты не знаешь случайно профессора Дитера Пауля Рудольфа? Он хирург – трансплантолог.
– Гм. – Хеннинг задумался. – Нет, навскидку мне это имя ни о чем не говорит. Но я могу узнать. Хирургов-трансплантологов не очень много.
Пия, которая по прошлому знала способности к ведению расследования своего бывшего супруга и его жены – ее лучшей подруги Мириам, – сочла это предложение гениальным.
– Мы будем признательны за любую помощь, – сказала она. – Придурок аналитик, которого нам повесила на шею фрау Энгель, вносит больше путаницы, чем помогает нам.
Потом они пожелали друг другу приятных выходных и распрощались.
– У тебя есть семья? – спросил Кай с любопытством.
– Разумеется, – ответила Пия язвительно. – А ты думал, что меня нашли на помойке?
– Извини, я не хотел тебя обидеть, – ответил Кай. – Но с тех пор, как я тебя знаю, ты никогда не говорила ни о своих родителях, ни о братьях и сестрах.
– Да, я должна извиниться за то, что отреагировала так резко, – сказала Пия. – Семья для меня, к сожалению, не очень приятная тема. Мы уже несколько лет не виделись.
Кай действительно не мог ничего знать о ее семье, потому что Пия никогда и словом не обмолвилась о своей частной жизни, в отличие от Джема Алтуная, на письменном столе которого стоял целый ряд семейных фотографий. Родители Пии, которые жили в Игштадте, пригороде Висбадена, никак не могли понять, почему она отказалась от своего прочного брака и предпочла жить в одиночестве на ферме и опять работать в уголовной полиции. Отец Пии сорок лет проработал в сменном режиме на фирме «Хёхст», и после того, как он вышел на пенсию, жизнь ее родителей ограничивалась церковью, работой в саду и клубом любителей игры в кегли. Когда Пия в первый раз рассказала матери о Кристофе, ту волновало только одно: «что скажут люди», потому что Пия к тому времени еще не была разведена. Их ссора произошла, собственно, еще раньше, более двадцати лет тому назад. Тогда Пия целый месяц подвергалась маниакальному преследованию со стороны мужчины, с которым познакомилась во время своего отпуска во Франции, и в конечном счете он жестоко изнасиловал ее в собственной квартире. Единственной реакцией ее родителей было неловкое молчание, и разговор об этом происшествии никогда больше не возобновлялся. На свадьбе с Хеннингом через пару лет Пия заметила, что ей стало не о чем разговаривать с родителями. Они жили в своем мещанском мирке, который стал ей чужд.
Ларс, ее старший брат, превратился в невероятного всезнайку. С ним Пия поссорилась, когда пренебрегла его консервативными советами в отношении инвестиций и вложила в конце девяностых годов пару тысяч евро в акции Нового рынка. После расставания с Хеннингом на выручку от продажи акций она смогла купить Биркенхоф. Это так разозлило Ларса, который считал себя абсолютно профессиональным биржевым игроком, что с тех пор он практически с ней не разговаривал. Единственным человеком, с кем Пия время от времени поддерживала контакт, была ее младшая сестра Ким, работавшая в Гамбурге тюремным психологом – профессия, которая в семье Фрайтаг так же осуждалась, как и работа Пии.
– Н-да, семью не выбирают, – ответил Кай. – Я тоже едва поддерживаю отношения со своими родителями. К Рождеству и ко дню рождения я всегда получаю самодельную открытку.
Он скрестил руки за головой и рассмеялся.