Живые и мертвые

– Естественно, что ты вынуждена приукрасить свою скучную одинокую жизнь. – Сильвия ехидно рассмеялась. Но ее смех был напускным, так как Ким с прицельной точностью надавила на больное место своей невестки. – Дети – это прекрасно! Самореализация! Но это может знать только тот, кто их имеет.

– Еще одна классическая иллюзия, – возразила Ким. – Дети – это маленькие, исполненные эгоизма монстры, которые в большинстве случаев разрушают отношения. И если они однажды сбегут, родителям будет не о чем говорить, потому что годы напролет говорили только о своих оболтусах.

Пия слушала вполуха и надеялась, что скоро будет ужин и потом они смогут исчезнуть. Она думала о своем. События последних дней основательно подпортили предрождественскую продажу во всем регионе. Парковочные площадки перед супермаркетами опустели, рождественские базары во Франкфурте и Висбадене закрылись на один день раньше, чем это было изначально предусмотрено, потому что не было покупателей, и виновато в этом было телевидение. Круглые сутки сообщалось об убийствах, совершенных снайпером, демонстрировались архивные снимки из США, что вселяло в население неуверенность. Из-за боязни быть застреленными неизвестным снайпером люди предпочитали сидеть дома. Средства массовой информации внушали людям, что действует какой-то сумасшедший, который без разбора стреляет в людей.

Сначала действительно создавалось именно такое впечатление, но как минимум с момента появления извещений о смерти, в подлинности которых никто не сомневался, они знали, что убийца целенаправленно выбирал жертв. На утренней летучке в понедельник – Нефф отсутствовал – Пия предложила предоставить прессе более точную информацию. Но Боденштайн и Энгель считали большим риском убеждать людей в мнимой безопасности, давая им в некотором роде отбой тревоги.

Воскресенье, к счастью, прошло без новых происшествий. Рената Роледер на все праздники вместе с собакой уехала к своей подруге в Кёльн, а в криминальной лаборатории на обоих извещениях о смерти, к сожалению, обнаружили только отпечатки пальцев коллег, которые вскрывали письма. Расследование приостановилось. Не было смысла праздно сидеть в комиссариате, поэтому сегодня ближе к обеду все пожелали друг другу счастливого Рождества и в надежде, что прогноз Неффа оправдается, разъехались по домам.

– Когда ты, наконец, представишь нам своего человека из зоопарка? – спросила Сильвия Пию. – Вообще-то немного странно, что он уехал в отпуск на Рождество без тебя. Я бы над этим задумалась.

– Он не в отпуске, – ответила Пия, – а на работе.

Вино в ее бокале тем временем согрелось и стало еще более отвратительным.

– Значит, ты опять нашла себе такого же трудоголика, как и бывший муж, – вмешался Ларс. – Но ты, наверное, и сама постоянно на работе, не так ли?

– Вообще-то сегодня я действительно в боевой готовности, – подтвердила Пия и подумала, что она ничего не имела бы против работы в сочельник, если бы только при этом никто не погиб.

Ни ее родители, ни Ларс не поинтересовались ее личной жизнью и делами на работе. Им это было настолько безразлично, что они даже из вежливости не проявили интереса. «Твое право быть к ним такой же равнодушной», – вспомнила Пия слова Кая. Каким-то образом она пережила этот вечер и поставила на своей семье крест. Навсегда.

* * *

– Ни о каком такси не может быть и речи. – Боденштайн мягко, но решительно забрал телефонную трубку из рук своей бывшей тещи. – Я тебя отвезу.

Как и Пия, он тоже пребывал в постоянной боевой готовности и поэтому весь вечер ничего не пил, включая шампанское перед ужином.

– Но если только это и в самом деле не доставит тебе хлопот, – сказала Габриэла. – Уже поздно, а у тебя был тяжелый день.

– Мне это не составит ни малейшего труда, напротив, – уверил ее Боденштайн.

– Ну тогда, – графиня Габриэла Роткирх подняла свой бокал, качнув его в сторону Розали, – спасибо за фантастический рождественский и прощальный ужин, дорогая!

– Да, это действительно снова был высший класс! – поддержала ее Инка. – Американцы даже представить себе не могут, какое сокровище к ним едет.

– Спасибо, – ответила растроганная Розали. – Я так вас всех люблю. Как мне вас будет не хватать!

Она вытерла скатившуюся по щеке слезу.

– Нам тебя тоже, – сказал Боденштайн и скорчил гримасу. – С завтрашнего дня опять убогая еда.

– Папа! Я ведь написала тебе массу рецептов, по ним ты сможешь быстро и просто готовить, – напомнила отцу Розали. – Ох, я чувствую, что ты опять будешь есть замороженную пиццу!

– Больше никогда в жизни! – пообещал Боденштайн и улыбнулся. Это был прекрасный, радостный и гармоничный вечер. Его сын Лоренц и дочь Инки Тордис приехали из Бад-Фильбеля и остановились у Инки. София вела себя относительно неплохо, правда, она была огорчена тем, что Козима не позвонила, как обещала.

– Тогда поехали, Габриэла. – Боденштайн встал. – Пока меня не будет, дети наверняка уберутся на кухне.

– Дети! – Лоренц весело усмехнулся. – Я вижу здесь только одного ребенка, и он дрыхнет на диване, как сурок.