Живые и мёртвые

Дева Мария как Матерь Божия, имевшая свои собственные день и месяц в календарях литургических церквей, была возвращена назад, снова будучи скорбной матерью, стоящей «у креста Сына своего возлюбленного». И в самом деле, было бы странно и труднопостижимо, если бы в стране с секулярным культом, быстро превращающимся в сакральный, она не была со временем признана, а ее культ не был бы восстановлен. Кроме того, представляется вероятным, что в ритуалах литургических церквей образ изначальной Матери может приобрести некоторые новые значения. В качестве близко лежащего примера можно привести статуи Мадонны, выставляемые по случаю Дня матери в некоторых сообществах (не в Янки-Сити) евангелическими церквями. День матери пока остается праздником, торжественно возвещающим о моральной ценности человеческой матери, однако теперь она стала идеализированной фигурой, получившей надежное место в упорядоченном культе большинства протестантских церквей, и важным элементом литургических возрождений. Вполне возможно, что этот материнский символ будет все более сближаться с Девой Марией Богоматерью и снова будет с ней идентифицирован. Но что бы ни происходило с символом матери, семье благодаря ее включению вновь оказываются церемониальные почести в протестантском публичном культе.

Параллельно признанию матери путем посвящения ей в календаре отдельного дня наблюдалось движение, хотя и не столь широкое, в направлении признания отца. Некоторые церкви учредили детский день. Таким образом, вся семья — мать, отец и дети — вновь встраивается в символическую систему протестантизма. Всего лишь несколько лет назад пуритане в Янки-Сити ограничивались признанием Рождества и Пасхи; сегодня их потомки дарят ритуальное признание коллективным символам, выражающим всю семейную структуру, в особенности символу матери. Видовая жизнь и семейная структура поистине вновь утверждают себя; мать и ее семья, явленные в новых образах, возвратились на свое почетное место в протестантском церемониальном календаре.

Несмотря на утрату в современной жизни многих своих функций, семья до сих пор организует значительную часть эмоциональной и видовой жизни индивида. Таким образом, она является основным творцом и референтом систем привычных и непривычных эвокативных символов, будь то сакральных или секулярных. По мере того, как мировые религии или политические идеологии распространяются по земле, становясь более универсальными и менее племенными, их эвокативные значения и эмоциональная убедительность должны все больше зависеть от символов, за которыми стоят универсальные чувства. Семья является единственным социальным институтом, который обеспечивает людей всех культур такими могущественными и принудительными переживаниями. Представляется вероятным, что по мере того, как семейная жизнь будет все более приватной и менее публичной и все более будет становиться источником аффективной привязанности и эмоционального развития индивида, а другие институты будут во все большей степени принимать на себя практические функции семьи, ее символизм будет все более и более доминировать в сакральной жизни этой и других групп.

Протестантский бунт: пол, статус и символы власти

Ввиду того, что на моральном и секулярном уровне протестантский бунт был направлен против власти, а система власти была мужской, основанной на передаче престижа, могущества и положения по наследству от отца к сыну, можно было предположить, что этот бунт будет направлен против власти и морального господства отца. Кроме того, учитывая, что это движение увенчалось успехом, можно было заключить, что статус отца должен был быть понижен и ограничен. Однако этого не произошло; пуританский отец, как и его потомки в Новой Англии, был всемогущим тираном. Пастор, отец своей паствы, тоже славился авторитарностью и автократичностью. Теократическое правление, преобладавшее в первые годы существования Янки-Сити и еще долгое время после этого осуществлявшее могущественный неформальный контроль, демонстрирует, что отец и представленные в его образе мужчины-правители были людьми, в руках которых была сосредоточена огромная власть. Одновременно они получали поддержку и санкцию в авторитете сакральных мужских символов; фактическое искоренение культа Девы Марии оставило всю значимость Богу-отцу. Почему положение отца не было подорвано? Почему мужские статусы, созданные по его образу и подобию, были этим «реформаторским» движением укреплены и наделены могуществом? Против чего была направлена моральная сторона этого бунта?[192]