Живые и прочие

— У вас в квартире, — послушно отрапортовал румяный, — есть еще одна нить. И срок через час примерно, — он глянул на часы, — ну да, чуть больше. Она говорит, что бросила сюда одну нитку, а вторая прицепилась случайно.

— И что, вы хотите еще тут посидеть, отчекрыжить еще что-нибудь и уйти с миром?

— Нет, — виновато сказал гость. — Нитка у вас в проводке. В той фазе, которая на кухню, — и, увидев, как сдвигаются брови у Дениса, поспешно добавил: — Когда все это делалось, проводка висела по стенам. Никто не подумал про ремонт. Это наша вина, несомненно.

Денис ногой придвинул стул и снова сел на него верхом.

— Вы что, — спросил он, помолчав, — намерены стены тут ломать? Я это все отремонтировал год тому. Я до сих пор долги плачу, ясно вам?

— Ясно, — смиренно согласился гость. — Но выбора-то нет. А без облика стены не сломаешь, вот и пришлось мне срочно приодеться.

— А если, — с закипающей злостью шепотом произнес Денис, — а если я просто отправлю вас туда, куда вам и должно бы? Без сантиментов. А? Вот так! — Увесистый кукиш нарисовался под носом у гостя. Гость внимательно его изучил, а потом сказал негромко:

— Тогда он не умрет вовремя.

— И отлично. Тем более катитесь.

— Не отлично, — возразил так же негромко гость. — Нить окончена, человек умирает, даже если остается жить, понимаете? Он уже мертвый живет. Это большая беда, Денис Александрович, поверьте, это совершенный кошмар. Кроме того, он ломает настоящее, которое продолжается. Встречается с теми, с кем не мог бы уже. Приносит вред, который не должен бы принести. Кстати, добра не приносит никогда.

Мы иногда опаздываем, — продолжал гость, — но реальность в состоянии зарастить дырки примерно до четырех дней, плюс-минус. И это максимум. Потому что иначе цепная реакция пойдет по реальности, и предсказать последствия невозможно. Даже мы, — он ровно, как нечто очевидное, произнес это «даже мы», — не можем ничего предсказать, а исправить последствия такой промашки способны лишь отчасти. Поэтому мы никогда такого не допускаем. Никогда — в рамках обозримого для вас прошлого, по крайней мере. — Он помолчал и повторил с нажимом: — Живой мертвый — это очень большая беда, Денис Александрович.

* * *

Денис посидел, потирая щеку.

— Вы бы мне хоть компенсацию дали какую… — жалобно сказал он. Голова кружилась, и колено почему-то тряслось предательски. — Я тут гробился как проклятый…

— У нас нет денег, — очень виновато сказал гость. — Не в смысле — мы небогаты, а в смысле — нет как концепции. Мы не оперируем деньгами, Денис Александрович. Я бы рад, поверьте.

Они посидели еще немного — молча. Потом Денис нагнулся, извлек из-под стола Маремьяна и прижал к себе. Маремьян заурчал.

— Он хоть кто? — спросил Денис, откашлявшись, и все равно прозвучало почти фальцетом. — Или это она? Кто это?

— Он.

— Молодой?

— Сорок два.

— Семья?

— Жена, дочь в университете.

— Где?

— Париж.

— Ничего так, — сказал Денис, нарушая военной четкости диалог. — Париж. А отчего?

— Инсульт, — сказал гость, и Денис вдруг заметил, что алые щеки обрели нормальный цвет и форму. Теперь гость совершеннейше походил на очень печального дореволюционного полковника.

Денис обхватил себя за плечи и посидел, покачиваясь. Потом переложил Маремьяна на диванчик рядом с гостем, встал и скрылся в ванной комнате. Маремьян тут же утек на прежнее место под стол. Гость остался сидеть как сидел.

В ванной Денис снял рубашку, открыл воду, сполоснул бритву и принялся добриваться, привычно гримасничая. Он не думал особенно ни о чем, просто хотелось добриться, надоела колючесть на полморды. Он тщательно выскреб щеки, подбородок, виски и остановил лезвие у кадыка. Обычно тут полагалось произнести: «Суд взвесил и нашел тяжелым», но многолетний ритуал почему-то не шел. Поэтому он просто доскреб шею, надел ковбойку, пригладил наскоро волосы и пошел в кабинет.

Пискнул, выключаясь, компьютер, что-то рухнуло на пол с умеренным грохотом. Денис вышел из комнаты и завозился в коридоре, под куртками. Щелкнул чем-то, микроволновка погасила часы, и лампочка в вытяжке над плитой погасла тоже.

— Вам все равно, где резать? — спросил Денис из-под пальто.

— Не ближе четырех дактилей от любого конца нити, — с готовностью отозвался гость.

— Это еще что за хрень?

— Простите. Примерно семь-восемь сантиметров.

— Ясно, — сказал Денис, — малой кровью не получится. К счетчику только самый хвост выходит. — Он вышел в кухню с оранжевым пластиковым кейсом в руке. В кейсе оказался огромный бошевский перфоратор. — Придется кровью побольше.

Гость молча смотрел на него в ожидании, постукивая подушечками пальцев по столу рядом с ножницами.

— Ну что вы на меня смотрите, — сказал Денис, в упор глядя на гостя. Он вдруг очень устал, и перфоратор оттягивал руку, так что заломило плечо. — Пойдемте к выключателю, не долбать же всю стену наугад. Как-нибудь добудем вам ваши четыре дактиля.

Виктор «Зверёк» Шепелев ДНЕВНИК ДРУГОГО САНТЕХНИКА