Живые. История спасшихся в Андах

Канесса наполнил ранец всевозможными медикаментами, которые, по его мнению, могли понадобиться в дороге. Он взял с собой пластыри, катушку с зубной нитью, аспирин, таблетки от диареи, антисептический крем, таблетки с кофеином, мазь и большую пилюлю с неизвестным назначением. В ранец также отправились документы его владельца, включая свидетельство о вакцинации; женский увлажняющий крем, зубная паста, перочинный нож Метоля, ложка, лист бумаги, моток провода и талисман — слоновий волос.

Восьмого декабря был праздник Непорочного зачатия. Чтобы почтить Богородицу, молодые люди, уповая на Ее небесную помощь, решили прочитать все пятнадцать тайн Розария. Увы, когда они добрались до шестой, голоса их звучали все тише, и юношей одного за другим сморил сон. Оставшиеся тайны были прочитаны на следующий вечер, 9 декабря. В тот день Паррадо исполнилось двадцать три года. Повод для веселья был немного грустным, ведь до полета в Чили ребята часто мечтали о том, какую грандиозную вечеринку устроят по этому случаю в Монтевидео. Отметив праздник в горах, друзья преподнесли Паррадо одну из гаванских сигар, обнаруженных в хвосте. Паррадо выкурил ее, но получил больше удовольствия от тепла, разлившегося по всему телу, чем от табачного аромата.

Десятого декабря Канесса продолжал убеждать всех, что экспедиция недостаточно хорошо подготовлена. Ему не нравилось, как сшит спальный мешок, и он еще не собрал все необходимые вещи. Однако вместо того чтобы заняться сборами, парень праздно лежал, «накапливая силы», или же настойчиво предлагал Рою Харли обработать нарывы на его, Роя, ногах. Он задирал тех, кто помоложе, — например, сказал Франсуа, что Висинтин подтерся его любимой футболкой Lacoste, после чего Бобби, обычно сдержанный, пришел в ярость. Канесса повздорил даже со своим близким другом Альваро Манхино. Утром, испражняясь в салоне на чехол пассажирского кресла (поужинав гнилым мясом, Канесса страдал от диареи), он потребовал, чтобы Манхино убрал ногу. Альваро пожаловался, что за ночь нога сильно затекла, и не подвинулся. Тогда Канесса прикрикнул на Манхино, а тот в ответ выругался. Мускул вышел из себя и схватил Альваро за волосы. Он уже хотел ударить его, но передумал и просто отшвырнул в сторону. Альваро стукнулся о стенку и, всхлипывая, проговорил:

— Ты мне больше не друг!

Канесса взял себя в руки.

— Прости. Это все из-за моей болезни…

Он разругался со всеми. Кузены считали, что Канесса намеренно тянет время, и очень злились. Ночью товарищи отказались предоставить строптивцу привилегированное спальное место участника экспедиции — пришлось спать у входа. Единственным человеком, кто мог повлиять на него, был Паррадо, не терявший решительного настроя покорить горы. Лежа в салоне и дожидаясь своей очереди на выход, Нандо неожиданно сказал:

— Знаете, а ведь если здесь пролетит спасательный самолет, нас могут и не заметить. Надо сделать крест.

Не дожидаясь реакции товарищей на свои слова, он вышел из фюзеляжа и осмотрел место, где можно было бы выложить крест. Все, кто не испытывал боли при ходьбе, подключились к делу и начали усердно протаптывать в снегу две пересекающиеся под прямым углом тропинки.

В месте пересечения тропинок поставили вверх дном мусорную корзину, которую Висинтин принес из пробного похода. Потом разложили на снегу яркие желто-зеленые куртки пилотов «Фэйрчайлда». Понимая, что движение внизу может привлечь внимание спасателей, юноши договорились, что при виде пролетающего над долиной самолета станут бегать вокруг креста.

Фито Штраух подошел к Паррадо и сказал, что готов занять место Канессы в составе экспедиции, если тот не захочет идти.

— Не надо, — ответил Нандо. — Не переживай. Я поговорил с Мускулом. Он пойдет. Это его долг. Он натренирован гораздо лучше, чем ты. Нам только надо поскорее закончить спальник.

На следующее утро Штраухи встали рано и занялись спальным мешком. Они решили, что к вечеру ни у кого уже не должно остаться отговорок и доводов против скорейшего начала экспедиции, но днем произошло событие, после которого все уговоры и угрозы оказались ненужными.

Состояние Нумы Туркатти ухудшалось с каждым днем и вызывало у докторов — Канессы и Сербино — такую же серьезную озабоченность, как и здоровье Роя Харли и Коче Инсиарте. Нуму за доброту любили все, но до крушения в Андах самым близким его другом был Панчо Дельгадо, и именно Дельгадо теперь ухаживал за ним. Он приносил Нуме его паек, топил для него снег, пытался отучить от курения, так как Канесса сказал, что никотин очень вреден для ослабленного организма, и угощал крохотными мазками зубной пасты из тюбика, принесенного Канессой из хвоста.

Несмотря на все усилия друга, Нума продолжал слабеть. Дельгадо вознамерился раздобыть для него дополнительную порцию еды и, верный себе, начал действовать втихомолку. Возможно, он просто не рискнул обратиться к кузенам с просьбой о добавке, опасаясь отказа.