Живые люди

Приоткрыв дверцу, я выскользнул наружу. Дождь сразу обрушился на меня холодными струями, намачивая одежду и затекая за шиворот. Я не решался надеть капюшон, чтобы не ограничивать боковое зрение, придется мокнуть. Посмотрел налево, через перекресток, туда, где по пути сюда видел копошащихся зараженных: теперь их там не было. Ну и хорошо. Посмотрел направо и обмер: темная долговязая фигура сутуло пошатывалась посреди тротуара метрах в десяти от меня. Не сразу я понял, что он стоит ко мне спиной. Шум ливня не дал ему услышать, как я вылезал из машины. Я наставил на зараженного ствол дробовика, пытаясь дыханием успокоить колотящееся сердце. Но в следующее мгновение понял, что стрелять было нельзя: позади зомбаря на некотором отдалении шарашились еще несколько. Возможно, это была та сама кучка, просто они миновали перекресток и прошли мимо джипа, не заметив меня внутри. И если я выстрелю в этого долговязого, мне придется иметь дело с ними всеми. Патронов, может, и хватит, да только кто сказал, что я всех положу с одного выстрела? А убежать смогу? По скользкому асфальту, лужам, да еще с вероятностью на бегу столкнуться еще с кем-нибудь. Нет, мне просто нужно было теперь быстро и осторожно, пока они не заметили, юркнуть обратно за угол дома, вдоль которого я сюда прокрался. Но я не успел: долговязый начал быстро поворачиваться в мою сторону. Решение я принял моментально.

Обернувшись, зараженный увидел лежащий в луже возле джипа труп, сжимающий в вытянутой руке ружье. “Труп” лежал на животе и старался не дышать, надеясь, что дождь не даст хищнику внешне или по запаху различить в нем живого человека. Одежда моментально промокла: снизу лужа, сверху дождь. Он лежал лицом набок, щекой в луже, жмурясь от брызг падающей воды и пытаясь подглядеть сквозь мокрые ресницы, что делает зараженный. Краем глаза видны были его ноги. Он топтался на месте, не приближаясь, но и не уходя. Я вынужден был лежать на месте. Другим глазом заметил недалеко от меня яркое голубое пятно, перевел взгляд: в паре метров от меня, прислонившись к стене здания лежал труп в голубой куртке. Пожилая женщина, зараженная, судя по иссохшему синему лицу и белым глазам-бельмам. Через несколько секунд я узнал в ней Любовь Андреевну. Сердце облилось кровью, я лежал и смотрел на нее, широко открыв глаза и забыв, что притворяюсь мертвым. Как же больно было видеть ее такой! Да, я понимал, что она не могла выжить. Но почему-то не представлял себе ее зараженной. Смирился с мыслью, что она погибла в день катастрофы, пусть страшной, но быстрой смертью. А теперь я видел, как черты самого человечного в моей жизни человека были жестоко изуродованы вирусом. Это было невыносимо…

Долговязый качнулся и пошел ко мне. А я замечал его лишь краем своего внимания, всё происходящее было для меня не важно, я лежал и лил слезы прямо в лужу, не отрывая глаз от любимой учительницы. Он перешагнул через меня, а я не боялся. Он медленно пошел прочь, а я даже не попытался проводить его взглядом. Впрочем, остальные зараженные всё еще были здесь, неподалеку, я должен был лежать дальше.

Неожиданно пошевелилась Любовь Андреевна. Жива! Она еще жива! Ее глаза поблуждали и остановились на мне. Рот открылся в улыбке, хотя, возможно, это был хищный оскал. Шевельнулись пальцы — она попыталась вытянуть руку в мою сторону — чтобы прикоснуться или схватить и укусить. Челюсти еле различимо двигались, она пыталась то ли что-то прошептать, то ли поклацать зубами. Я понимаю, что верными были вторые варианты. Но лучше буду думать, что в тот момент в ней что-то проснулось… Главное, она еще жива, хоть и умирает от голода, ее можно спасти. Надо только сбегать домой за капсулой с лекарством. И хоть что-то дать ей поесть, чтобы дождалась меня. Я не знаю, как утащу ее к себе в убежище, что-нибудь придумаю, на машине какой-нибудь прорвусь… Любовь Андреевна, вы только не умирайте! Когда уже они уйдут???

Они долго не уходили, те минуты показались мне бесконечными. Как только последний зараженный скрылся вдали за углом, я вскочил из лужи и метнулся к учительнице. Она уже почти не могла шевелиться и не представляла для меня опасности. Весь в слезах я нашарил в рюкзаке бутылку воды, попытался ее напоить. Большая часть воды пролилась мимо по ее щекам, но, кажется, что-то попало и в горло. Потом достал злаковый фитнес-батончик, отломил кусочек и попытался, остерегаясь укусов, положить в ее шевелящийся рот. Я всегда брал с собой перекус на вылазку. Мало ли, застряну где-нибудь в осаде зараженных, придется пережидать… Только третий кусок попал в цель, она попыталась его жевать (раньше я не обращал внимания, как хорошо она сохранила зубы для своего возраста). …Любовь Андреевна! Она вдруг обмякла и перестала шевелиться.

— Любовь Андреевна!.. — шептал я. — Любовь Андреевна, нет!..