Живые люди

Тряс ее, звал, уговаривал… Но она больше не шевелилась. Заплывшие белым глаза смотрели в пустоту, рука расслабленно лежала в луже. Пощупал запястье: пульса не было. Тогда я замолчал, опустил ей веки и прикрыл рот. Дождь продолжал поливать нас. Одинокий мальчик, промокший насквозь, сидел на коленях, прижимая к груди последнего дорогого человека, дважды потерянного навсегда, и ревел в голос, ничего не боясь и никого не замечая…

5

Я лежал на полу в своем убежище и смотрел в потолок. Придя, не разделся, так и лег в мокрой одежде. Струйки воды текли по полу вокруг меня, мне было всё равно. Не знаю, как я добрался домой живым. Может быть, зараженные всё-таки попрятались от ливня, кто знает, что у них в головах. Долговязый, казалось, не обращал на дождь внимания, те, другие, тоже. Но ведь они все в конце концов куда-то ушли… Не знаю. Не важно. Живой и ладно. А ее спасти не смог. И ведь вроде бы, и так давно похоронил и смирился — но нет, теперь, после того как на несколько минут в сердце зажглась надежда ее вернуть, это было особенно больно.

До этого момента я чувствовал себя вполне благополучно в своем уединении. Мне было комфортно в своей норке, с консервами и бичпакетами, с сериалами и играми, которых хватило бы еще надолго… А теперь я остро почувствовал одиночество. Возможно, я единственный уцелевший во всем городе. Жутко захотелось поговорить с Любовью Петровной. Посидеть за чаем. Я бы ее накормил, напоил, согрел, тазик бы с теплой водой дал для ног, укутал в плед и посадил на диван. И рассказывал бы, рассказывал, как выживал здесь весь этот месяц, как нашел лекарство и не знаю, что с ним делать. Нет, лучше вспоминал бы прошлую, нормальную жизнь, школу, одноклассников… Где они все теперь? Мертвы? Бродят по улицам во власти вируса?

Я представил, как там, снаружи, по грязным улицам бродят несчастные люди, лишенные рассудка и человеческих чувств, умирающие от истощения и разрушения мозга… Сколько их там? Даже если я решусь на это смертельно опасное путешествие и дойду до цели, сколько из всех этих людей дождется помощи? Те, кто заражен давно, — уже вряд ли. Но может, где-то прямо сейчас кто-нибудь, спотыкаясь, улепетывает от толпы кровожадных тварей, зажимая рукой рану от укуса и еще отказываясь рассудком принимать свое страшное будущее… Или баюкает своего укушенного ребенка, не зная, что делать с ним теперь. Такие ведь могут и дотянуть. Я просто не имею права продолжать сидеть в этой норе и беречь свою драгоценную шкуру. Теперь все они зависят от меня.

Я поднялся и сел. Посмотрел на чемодан с лекарством, стоящий под столом. Нет, так не пойдет. Хватит. Хватит прятать

ся и пережидать. Я не могу связаться с военчастью, значит придется всё-таки туда идти. Бездействовать я не смогу. Не смогу потом с этим жить. Никак.

6

Верхушки окружающих домов светились розовым в косых рассветных лучах. Город просыхал после вчерашнего дождя. Я залег на козырьке главного входа торгового центра, укрывшись за огромными буквами вывески, и наблюдал за площадью. Рядом лежало наготове ружье, заряженное капсулой с лекарством, и два пульта от игрушечных машинок. Одна из машинок стояла на крыльце: по моему сигналу она начнет кружить и жужжать перед дверью, чтобы привлечь внимание зараженного, которого я выберу. Другая — на удалении от входа, в кузове фуры. Чтобы при необходимости, наоборот, отвлечь и увести от крыльца ненужных гостей.

Злая решимость, овладевшая мною вчера после потери любимой учительницы, вскоре немного поостыла. Я не передумал прорываться к военчасти, но стал мыслить более трезво. Мне по-прежнему было страшно отправляться в путь через город, наводненный зараженными. Полночи я не мог уснуть, пока не нашел решение: я попробую лекарство в деле. Выловлю одного зараженного — молодого крепкого парня, желательно какого-нибудь полицейского или солдата, введу ему препарат, притащу в свое логово и помогу оклематься. И будем прорываться уже вдвоем. Будем прикрывать друг друга и, если потребуется, обороняться вместе. И вообще так будет веселее, опостылело уже одиночество. На момент катастрофы я был одинок и самодостаточен, ни к кому особо не привязан. А когда стал думать над идеей вот так завести себе напарника, нестерпимо захотелось общения с живым человеком. Из видео на флешке я знал, что излечение происходит за несколько часов. Ещё пару дней, скорее всего, потребуется, чтобы он достаточно окреп для предстоящего марш-броска. Да, эти дни промедления лишат кого-то шанса на спасение. Но если я сейчас пойду один, очень вероятно, что не спасётся вообще никто.

Не знаю, спят ли зараженные по ночам. Но некоторое время площадь перед зданием была пуста. Только ветер лениво гонял по асфальту рваные пакеты и другой мусор. В парке неподалеку неприятно каркали вороны. Вот, кто пирует во всём этом ужасе…

Вдруг послышались шаги. Я прильнул к оптическому прицелу ружья.