Живые люди

Она ковыляла мимо крыльца, слева-направо, дерганным шагом. Ухоженная и следившая за собой когда-то девушка лет двадцати-тридцати, теперь точнее и не понять, со взлохмаченной гривой волос, в грязных, прежде светло-голубых джинсах и розовой, вымазанной кровью майке. На лице частично сохранилась очень яркая косметика, но теперь она сильно размазана и за ней даже теряются черты лица. На запястье блестят дорогие смарт-часы. Я бы не удивился, если бы в руке она по-прежнему сжимала айфон в чехле со стразами. Или с силиконовыми заячьими ушками. Было бы забавно. Хотя нет, на самом деле это очень печальное зрелище. Она ведь когда-то была весела и радовалась жизни, любила себя, может, ещё кого-то любила. Пускай, может быть, слишком сосредотачивалась на чем-то неважном и пустом. И пускай я раньше смеялся над ей подобными, как над пустышками. Вирус одинаково лишил содержания всех, кого поразил. И на контрасте показал, что прежде у всех это содержание было. Как я мог считать кого-то пустым, вешать на людей ярлыки? Ведь я ничем не лучше этой девушки, если подумать. И теперь мне стыдно смотреть, как она полуидет-полубежит, озираясь дикими голодными глазами. Ее губы искусаны и кровят, словно она уже начала поедать саму себя. Я отвернулся. Глубоко вздохнул. Доживёт она? Не знаю…

Девушка скрылась из виду, следующие несколько минут всё снова было тихо. Потом появились сразу двое, с разных сторон. Низенькая полная женщина лет пятидесяти в красном рабочем фартуке-халате. Я знал ее. Она работала в нашем ТЦ, в супермаркете на первом этаже. Супермаркет не входил в мое рабочее пространство, там была своя охрана, но я практически каждый день ходил туда за продуктами. Много раз эта женщина обслуживала меня на кассе. Но я так и не запомнил, как ее зовут, хотя мог просто посмотреть на бейджик с именем. Да и зачем запоминать? Я посмотрел в оптику: бейджик всё ещё был там, у нее на груди. «Надежда». Тетя Надя, мог бы я ее звать. Я беззвучно произнес ее имя, чувствуя, что эта женщина становится мне как родная. А она еле шла, изможденная, с потемневшим лицом, мокрыми после вчерашнего дождя волосами и одеждой. Глаза были мутные, грязно-белые. Руки по локоть в чем-то красно-буром. Кого-то она поймала, давно, ещё в первые дни своей охоты. Это позволило ей прожить до сих пор. Но мозг — видно было по глазам — отмирал с каждым днём. И теперь ее уже не спасти. Ею движет только вирус, и если лекарство уничтожит его в ней, она просто умрет. Что кажется сейчас не таким уже и плохим исходом для нее. С горечью я перевел взгляд на другого зараженного.

Это был подросток лет шестнадцати, длинный и тощий. Объемные белые кеды; рваные джинсы — где изначально, в угоду моде, где уже в скитаниях после заражения. Поверх белой футболки клетчатая рубашка. Крупные накладные наушники без провода до сих пор болтаются на тощей шее. На лицо свисает колтун волос, бывший раньше модной объемной челкой. Взгляд пустой. Нет, парень, ты тоже не мой вариант. Выглядишь не сильно пострадавшим, хорошо сохранился. Но в экстремальной ситуации я с тобой пропаду…

По краю площади проковылял рабочий в мокрой серой куртке с логотипом интернет-провайдера. По физической форме он вполне мне подходил, но был слишком далеко, чтобы жужжание машинки на крыльце могло привлечь его внимание. Зато звук бы точно подманил тетю Надю и челкастого подростка, а это мне не было нужно. Да и интернет у вашей компании так себе, подумал я, мысленно обращаясь к монтеру. Ты, небось, все еще спешишь на прошлогоднюю заявку…

Наконец мой глаз зацепился за полицейскую форму. Я нашарил оптикой ружья замеченную мной вдалеке темно-синюю куртку. Да, это был зараженный полицейский. Но он тоже мне не подходил. Не с этим пивным пузиком, которое он не растряс даже за всё время болезни и беготни в поисках жертвы.

Я расстроенно опустил ружье, и мой взгляд упал на фигуру, замершую внизу у крыльца. Меня прошиб холодный пот. Девушка с коротким рыжим каре, в свободной черной футболке с принтом той самой рок-группы, на концерте которой разразилась катастрофа, в черных джинсах с разрезанными коленками и кедах "конверс". Стояла столбом и смотрела прямо на меня. По спине поползли мурашки. Судя по футболке, она попала в мясорубку еще на концерте. Тот факт, что она неплохо сохранилась, а также заскорузлые от крови руки и перепачканное ею же лицо говорили, что передо мной матерый зараженный, сумевший хорошо приспособиться к жизни с вирусом. Может, она даже сохранила слабый огонек рассудка, дающий ей преимущество перед хищниками-конкурентами и беспомощными паникующими жертвами. Но эти умозаключения я сделал позже, в спокойной обстановке. А в тот момент громче моих мыслей бухало сердце, я до боли в пальцах сжимал ружье.