Живые люди

— Господи… — ее всю передёрнуло, тело свело судорогой, бедняжка перегнулась через край дивана и с утробным звуком натужно выплеснула из желудка немного зелёной жижи. В комнате завоняло еще сильнее. Я чуть не последовал ее примеру, но сдержался, вскочил и метнулся за рулоном бумажных полотенец. Оторвал несколько, утер ей губы, как мог, оторвал еще много листов и пока что закидал ими лужицу на полу. Ну, конечно, чего-то такого следовало ожидать. Наверное, я думал, что она вообще не вспомнит период болезни. Так было бы намного легче. Но жизнь — штука жестокая. Сначала она провернет тебя через мясорубку, а потом заставит помнить это во всех подробностях…

Девушку била крупная дрожь, глаза были полны слез, ее потерянный и напуганный взгляд упал на меня:

— Что это было? Что?..

— Болезнь, очень тяжёлая, ужасная, жестокая болезнь, — я потихоньку развязывал ее, не решаясь особо тесно прикасаться, мало ли как отреагирует. Но в момент, когда я ослабил узел за ее спиной и освободил руки, она вдруг вцепилась в меня и прижалась, содрогаясь с каждым вдохом.

— Это же сон, да? — сквозь слезы спрашивала она. — Это же кошмар?

Я осторожно погладил ее по голове. Волосы были грязные, сбившиеся в толстые пряди. От нее ужасно пахло, но в тот момент я только и чувствовал, что родство с этим потрясенным и разбитым существом и готовность защищать его от всего мира…

— Да, сон. Просто долгий, ужасный сон…

9

Девушку звали Юля. И глупо было бы отрицать, что те рыдания на моем плече оставили меня равнодушным. Вся злость пропала, было стыдно, что я мог к ней так относиться. Обнимая ее, я почувствовал чуть ли не готовность за нее умереть. Чувства были приятные, но любая романтика была совершенно неуместна сейчас, когда под вопросом было само выживание. Поэтому я постарался выкинуть эти глупости из головы и просто быть гостеприимным.

В первые дни я основательно запасся водой, пока она ещё была в трубах. В туалете, который был здесь, в бытовке, стояла бочка и табуретка с тазиком — там я всё это время мылся, очень стараясь беречь воду. И в эту “душевую” в первую очередь отправил Юлю. Пока она мылась, я соображал, чем ее покормить. Она должна быть очень голодна, скорее всего, не ела несколько дней. Глутаматные лакомства быстрого приготовления отпадали: не для того я спас ее от вируса и других заражённых, чтобы убить едой. Я достал пакетик овсяной каши с ягодами, баночку концентрированного молока и галеты. Зажёг туристическую газовую горелку, поставил на нее чайник. Смотрел, как уютное синее пламя обнимает и греет его металлическое дно, и думал, что делать дальше.

Юля не солдат и не полицейский. Совсем не то, что я искал. Вмешавшись в мои планы, она сильно усложнила мою задачу. Ведь теперь придется не просто идти к военным самому, но и вести с собой ее, а это очень опасно — как бы не пришлось и правда за нее помереть. Впрочем, можно ведь оставить ее здесь, потом вернуться за ней с военными. Нет, в одиночку я не пойду, я пока в своем уме. Похоже, придется опять отправляться на охоту. Причем, это тоже рискованно. А время идёт, время там наверху убивает людей. И в таком положении я теряю дни! Один день потерял, спасая и выхаживая Юлю. Ещё один — и это в лучшем случае — потеряю на спасение и реабилитацию будущего напарника… Я в сердцах двинул кулаком стенку холодильника. Да как же быть?..

Чайник начинал закипать. Я высыпал хлопья овсянки в самую уютную кружку, какую у себя нашел. Перекрыл газ, подождал, пока утихнет бурление, и залил хлопья кипятком. Из кружки поднимался пар. Я вдохнул аромат каши — и потянулся за вторым пакетиком для себя.

Юля вышла из “душевой”, одетая в мою кофту с капюшоном и наименее ношенные из моих штанов. В этих вещах она казалась совсем маленькой. Вымытые волосы блестели оранжевым, теперь я понял, что они крашенные. Но судя по веснушчатому лицу рыжий всё же был ее родным цветом. Я немного волновался, впервые за долгое время принимая гостей. Гостья же выглядела очень подавленной: глаза были опущены, она молчала в ответ на мои неуклюжие попытки выдавить из себя гостеприимные хозяйские реплики. Я усадил ее за стол, поставил перед ней кашу, печенье, развел теплой водой молоко. Дрожащими руками Юля взяла кружку и осторожно потянула носом ароматный пар. В ту же секунду мы услышали голодное урчание ее желудка. Девушка аж прижала его область кулаком и сморщилась от боли.

— Ешь давай, — подбодрил я ее.

Юля взяла на ложку немного каши и осторожно положила в рот. Закрыла глаза и замычала от удовольствия. Я улыбнулся. Не знал даже, как приятно кого-то кормить. Но через несколько секунд Юля вздрогнула, выронила кружку и согнулась пополам от приступа тошноты. Не разгибаясь, она метнулась к туалету и исчезла за дверью. Стоя один посреди комнаты, я смотрел на лежащую на полу в лужице каши треснувшую кружку.

Да, это будет непросто…

10

— Сереж…

— Да?

— Расскажи мне всё. Что произошло?