Живые люди

– Это от дочек, – сообщила Антонина няньке, которая зачем-то усадила ее в кресло на колесах и сверху положила пластиковый пакетик с барахлом.

– Ну, счастливо, девочкам вашим привет. Какие они, взрослые?

Лукьянова удивилась:

– А чего в кресле? Я ходить могу.

– У нас так принято, довезем до встречающих – и там уж хоть бегом.

– А кто вас встречает? – спросил врач. – Дочки?

– А кто еще, конечно. Дочки у меня артистки, в кино снимаются.

– В каком фильме, – обмерла от восторга нянька, – как называется? А мы с вами как с простой.

Название выскочило из головы, но Лукьянова не сдалась:

– Хорошо, что хорошо кончается, – многозначительно произнесла она.

Но врач немного подпортил прощание, он наклонился к ее уху и предупредил:

– Одна рюмка – и никакого кино вы не увидите.

Лукьянову вывезли в вестибюль. Огляделась – народу полно, а за ней никого нет. Она выбралась из кресла, взяла свой узелок и пачку писем, в дверях столкнулась с молодым взмыленным парнем.

– Лукьянова? – сразу угадал парень.

– Ну, – сказала Антонина, – а вы кто?

– Я с киностудии, учитель ваших девочек, Юрий Палыч.

– А фамилия?

Юрий Палыч взял у нее пакет с пожитками и потянулся к письмам – она не отдала.

– Просил машину, не дали, но я сейчас «Яндекс» вызову.

– А фамилия – уперто требовала Антонина.

– Лукьянов.

– А Вита, Ира?

– Они сейчас в кадре. Как смена закончится, их сразу привезут.

Ехали молча. Антонина старалась собраться с мозгами, но мозги расползались. Приехали. Вышли из такси.

– Стол надо накрыть, – сказала Антонина, – отметить. Поможете?

– Да у меня занятия, – извинился учитель.

И, проводив до квартиры, тут же исчез.

* * *

Квартира была запущена. Из ящиков вся одежда вывернута и брошена на пол. Телефон молчал – наверное, неоплата. На кухне гора грязной посуды. Какая страшная картина возникла у Лукьяновой: обыск, опека, какие съемки, какие артистки… Все вранье. Она открыла письма. Вита писала подробно, каждого человека описывала. Ну прямо писательница. Дарья Донцова. Так письма не пишут. Наивные Иркины приписки: «Мамочка я скучаю, здесь так хорошо».

Антонина поняла, что это один большой заговор с какой-то целью, ну какой-то… забрать у них квартиру. И этот, который ее вез, как его… тоже Лукьянов… Вокруг все Лукьяновы. Откуда их столько взялось?

Наскребла денег, дошла до гастронома, купила бутылку водки, села в скверике у памятника Бабе-яге, отхлебнула. Голова прояснилась, сложилось все четко и ясно.

Девчонок похитили. Может, их уже нет на свете. Тогда зачем ей жить?

Ее охватило беспомощное отчаяние. И она допила свой яд и отключилась.

Девочки жили при киностудии в съемной квартире с другими участниками-школьниками. В покинутом доме не бывали.

Но в этот день Денис узнал, что Лукьянову выписывают и ее надо встретить.

– Ужас какой, – сказала Ирка Вите, – у нас такой дома бардак.

– Пусть сама убирается, – сурово ответила Вита.

– Все в кадр! – закричал Денис, и они покорно пошли на свои места.

– А когда надо встретить, может, убраться успеем? – волновалась Ирка.

– У нас съемки, мы не можем.

– Но она будет нас ждать.

– Тишина в павильоне, – гаркнул Денис.

Началась работа. Девочки работали в полсвиста, обдумывая перемену жизни. Прощай, веселая жизнь, впереди пьяная мать и школа.

И вот пожалуйста: Юрий Палыч обнаружил Лукьянову на детской площадке без сознания.

* * *

– Юрий Палыч, – Вита смотрела на своего учителя очень серьезно, – я вас люблю.

Они шли из больницы, где в который раз им сказали, что посещений в реанимации нет, шли, загребая ногами толстый слой неубранных опавших листьев. От них было уютно и не страшно сказать то, что сказала Вита.

Учитель раздумывал. Он давно догадывался, но не знал, как себя вести, чтобы не обидеть девочку. В голове бились разные мудрые фразы: «Видишь ли, моя дорогая…» Нет. Жуткое начало, особенно «дорогая». «Ты начиталась хороших книг». Глупость. Что плохого начитаться хороших книг.

А Вита смотрела требовательно прямо в глаза и читала его мысли.

«Не каждый вас, как я, поймет», – прошелестело последнее.

– Я без вас жить не могу, – сказала девочка.

Учителю стало страшно – она была абсолютно искренняя, взрослая тоска и отчаянье смотрели на него.

– Холодно, – сказал Юрий Палыч, – давай зайдем погреться.

Они зашли в ближайший магазин, где в дальнем углу примостились два столика и стулья.

– Что берем? – спросил учитель и, не ожидая ответа, купил две ватрушки и морс.

Вита не стала есть. Если бы она могла помнить свою мать, она поняла бы, что это наследственное – не хотеть жить в ощущении отчаянья.

– Давай говорить, – сказал Юрий Палыч и тоже посмотрел ей в глаза очень серьезно.

Вита отвела взгляд. Все было ясно.

– Мы не Ромео и Джульетта, понимаешь?

Молчит.

– Я живу дольше тебя лет на десять. Представляешь?

Молчание.

– Ты очень талантливая, тебе надо учиться.

– Зачем?

Учитель оживился:

– О, тут ты абсолютно не права, именно талантливым людям надо учиться, много учиться, но учиться самому главному делу… понимаешь?

– Нет.

От резкого ветра распахнулась дверь магазина.

В помещение влетели неубранные листья и закружились на полу.

– Мне надо идти, – тихо сказала Вита, – у нас вечерняя смена.