Живые люди

«Ну хоть бы заплакала, – подумал Стенькин, – вот чертов Восток, ничего ее не берет».

– Ладно, – он сел напротив жены, – я ухожу от тебя, но не из дому, некуда идти. Мне и так нелегко будет, если партком узнает.

Помолчали. Изумруд дышала со свистом.

– Я, конечно, понимаю, что это свинство, но я предлагаю тебе остаться.

– Где? – тяжело выдавила жена.

– В своей комнате. А мы будем в другой. Нормально?

– Кто?

– Что кто?

– Мы – кто?

– Я и Светочка.

Молчание. Теперь кольнуло в правом боку.

– Дай аллохол.

Изумруд поднялась и пошла в спальню лечь. Прямо в тапочках.

– Ну хочешь, я сам возьму, – Стенькин вспомнил, где аптечка.

Горькое лекарство сразу принесло облегчение, и он с новыми силами поспешил к жене. Тему надо было прояснить до конца.

– Эту комнату, – сказал он, – мы берем, прости, себе – все же нас двое.

– Кого нас? – опять спросила жена.

– Ты меня не слушаешь, – понял Стенькин, – ты просто меня не слушаешь. Говорю в последний раз: эта комната пойдет нам, а мой кабинет – тебе. Я, конечно, буду там работать, но я же тебе никогда не мешал, а Светочка…

– Кто это? – бесцветно спросила Изумруд.

– Ты, что, в психушку хочешь? Я говорю – Светочка, она хорошая.

– Кто?

Стенькин замолчал. Он понял, что мысль о психушке была неслучайна, жить с такой соседкой в общей кухне Светочке будет непросто.

Ночевать Стенькин не пришел. Изумруд взяла себя в руки и сделала могучую уборку. Отделила шкафом проход к спальне молодых и обильно полила дихлофосом их кровать – как бы от клопов. Клопов у них не было уже лет сорок, как Стенькины-родители окончательно истребили это подлое семя. Помог дихлофос. Запасы еще хранились на антресолях, куда Изумруд никогда не заглядывала. А тут заглянула, увидела странные бутыли, понюхала и поняла, что пригодятся.

Накануне разговор закончился мирно – Стенькин согласился жить втроем, собственно, это была его идея, просто он привык все свои идеи приписывать другим, чтобы потом можно было осуждать, если не получится.

Изумруд только спросила:

– А как эта… твоя… – имя не давалось, – она согласна?

Стенькин подумал и предложил:

– Почему нет. Я скажу, что ты моя двоюродная сестра.

– Не пойдет, – Изумруд посмотрела на русопятое личико мужа, – скажи – домработница.

– Но это же обидно.

– Кому?

– Тебе. Я не могу позволить тебя унижать.

– Брось, Стенькин, тебе плевать.

– Но мне будет неловко. Я так не хочу. Я хочу, чтобы всем было хорошо. Двоюродные сестры могут быть самые разные, может, у меня тетка узбечка. Мой двоюродный дядя был женат на еврейке.

Изумруд махнула рукой:

– Делай, как хочешь.

Стенькин прошелся по квартире и одобрил перестановку, потом потянул носом и спросил:

– А чем это пахнет?

– Соседи клопов травят, вызвали службу. Я тоже хотела вызвать.

– Но у нас нет клопов.

Стенькин надел свой самый хороший костюм, поцеловал Изумруд и ласково спросил:

– Я подаю на развод?

Но Изумруд не отреагировала.

– Дай свой паспорт. Нас легко разведут, без проблем.

И ушел, оставив легкий намек на дорогой парфюм.

Выйдя, он привычно посмотрел наверх, чтобы махнуть жене рукой – как он делал все двадцать пять лет. Но за окном ее не было.

* * *

К вечеру произошел заезд. Грузчики, тяжело дыша, втащили пианино. Потом другие грузчики – кровать, разобранную на отдельные части, – не сразу и понять, что это такое.

– Куда? – спросили у Изумруд и первые, и вторые.

Она махнула рукой в сторону спальни. Грузчики, все четверо, заглянули в комнату и начали выносить старую кровать, политую дихлофосом. Нежный запах почти выдохшейся отравы разлился в воздухе и исчез, как только кровать – ложе их двадцатипятилетней совместной жизни – было вынесено на лестницу.

Пианино поставили вместо серванта, в муках выстраданного в бесконечных очередях.

– Сервант куда? – спросил на чистом русском грузчик с узбекским лицом.

– Туда же, – Изумруд махнула рукой в сторону лестницы.

Грузчик всмотрелся в нее повнимательнее:

– Ты из Янгиюля? Семья?

– Мама.

– Ну я же вижу. Как тебя звать?

– Изумруд.

– Ай, красиво. А ты здесь кто?

Изумруд запнулась:

– Ну эта… двоюродная сестра.

– Опорожнять будешь? – Грузчик имел в виду сервант.

– Я уже все опорожнила.

После всех перестановок, когда грузчики покинули квартиру, вошел Стенькин с девочкой-подростком.

– Это Светочка, – сказал сияющий бывший муж, – а это, Светочка, моя кузина, знаешь такое слово? Кузина – это двоюродная сестра. Знаешь, как ее зовут, – Изумруд. Красиво, правда?

Подросток Светочка подошла к Изумруд и обняла ее крепко-крепко. Та обомлела. В голове мелькали сложные мысли – кто это, с чего она так меня обнимает и вообще сколько ей лет.

– Стенькин, – спросила Изумруд, пытаясь освободиться от объятий, – сколько ей лет?

Но Светочка нежной мертвой хваткой не отпускала, а, наоборот, все глубже и глубже закапывалась под мышку Изумруд.

– Ну будет, будет, – ласково потянул Стенькин Светочку, – пойдем лучше к нам в комнату.

Светочка оторвалась от подмышки и покорно пошла за Стенькиным.