Напились здорово, просто налакались. Вернувшийся с работы Костик застал двух абсолютно счастливых женщин. Мать сидела за столом, игриво помахивая босой ногой с ярким педикюром. Дора покрывала последний мизинец.
– Что празднуем? – поинтересовался он.
– Вашу помолвку.
Обе залились одинаковым старушечьим хихиканьем.
– Маменька, а что с твоей ножкой?
– С моей ножкой то же самое, что с твоим членом – она потребовала ухода.
Костик понял, что женщины только что посмотрели что-то ужасное, может, даже иностранную порнографию, которую он себе запрещал категорически.
– Хороший фильм? – спросил он, снимая плащ.
Обе зашлись в очередном приступе смеха.
– Может, и мне посмотреть, – Костик постарался деликатно примазаться к веселью.
Обе опять прыснули.
– Тебе нельзя, – сказала маменька, – там такое вытворяют, тебе слабо.
Костик взглянул на ноутбук: на экране сохранилось название «Семь часов на соблазнение».
Мать вдруг посерьезнела:
– Посмотри-посмотри. Там особенно в конце…
– Ну, мне пора, – заспешила Дора, поднимая с пола тяжеленный рюкзак, – клиенты ждут.
И, пошатываясь, пошла к входной двери. Костик поспешил помочь открыть дверь. Замявшись, Дора влепила ему страстный поцелуй прямо в губы, потом, слегка оттолкнув, ушла.
– Что это было? – спросил у маменьки Костик, вытирая рот.
– Ты женишься, – безапелляционно заявила Марсельеза и сделала попытку встать.
Встать не удалось. Ноги не слушались. Потом перестали слушаться руки – она пыталась схватиться за Костика. Потом – голова. Она что-то промычала.
А потом и сердце остановилось.
Дора помогала во всем, у нее был недавний опыт с мамой. Костик подчинялся, поражаясь ее энергии.
Дом опустел. На девятый день Дора пришла сдавать ключи. Вообще ключи им, соцработникам, не полагались, но тут был случай иной.
Опять немного выпили, поминая Марсельезу. Дора сдала ключи и ушла.
Костик сел в мамино кресло и от усталости последних дней заснул.
Проснулся от шагов. Подумал: сволочь Дора не только отравила маменьку каким-то дерьмом, но еще и дубликат ключей сделала.
Но дверь не открылась. Шаги шли из ванной, похоже, тащилась Марсельеза, волоча ноги. Костик похолодел.
Слабый свет с улицы ничего не освещал. А шаги приближались. Костик позорно закрыл глаза и попрощался с жизнью, за которую не очень и держался.
Чья-то рука нежно провела по его лысине, потом потрепала за ухо, потом шепнула: «Дурак».
Костик не дышал. Он слышал, что души умерших приходят проститься с домом, но ведь девятый день минул. А может, еще не минул? Костик постарался высчитать, но опять к его уху, в котором гнездился слуховой аппарат, прижалось что-то по-матерински родное и повторило: «Дурак».
И шаги стали медленно удаляться.
Почему-то было не страшно, наоборот, радостно. Будто поговорил с родной душой, и эта душа сказала, что он дурак, но почему?
Родственные слова Дора и дура зачесались в голове, и вспомнилось слово «помолвка».
На следующий день разыскал социальную службу, но там никакой Доры никогда не было. Не по тому адресу, может, обратился? Православный Костик понял, что попал в ловушку бесовщины.
Побежал в храм. Там, как всегда, вдохнув ладана, успокоился. Поставил за упокой матери свечку и направился к столику записывать имя для поминания. Задумался, какое писать – не Марсельеза же. Рядом тоже заполняли заупокойную записку. Как в школе на контрольной, заглянул в записку, увидел имя Марина, списал, потом покосился на пишущего – Дора.
– Боже! – сказал он.
– Господи, – сказала она.
…Первая брачная ночь прошла, как в библиотеке, с книжкой – изучали последовательность действий, меняли позы, проверяли всё по картинкам. С научным подходом к сексу было не так противно этим заниматься. Все равно ничего не вышло.
Лежали, как положено, в одной кровати, материнской. Дора плакала. Некому ей было рассказать свою тайну. И она рассказала Костику.
Шестнадцать лет было положено отмечать очень широко, и Дора собрала всех, кто согласился поехать на дачу ее подруги. В основном это были друзья подруги и даже родственники. Дора почти никого не знала. Но поначалу все было хорошо и весело – осень стояла теплая, типичное бабье лето. На веранде красиво – ярко окрашенные осенние листья окружали со всех сторон, с порывами легкого ветерка летели в тарелки.
Но слишком много было водки. Дора попробовала – ей не понравилось. Но все равно надо было пить – за ее праздник, за родителей, за подруг, за бабье лето, за окончание школы, за будущее…
Дора одурела и потеряла свою девственность с очень красивым мальчиком, в которого немедленно влюбилась. Звали Антуан – может, кличка.