Живые люди

Болел тяжело отец. Лежал все время и брюзжал на молодежь – его раздражало, что вокруг него все больше и больше молодых лиц и с этим ничего не поделать. Мама мрачнела. Дома было невыносимо. Кривоносова познакомилась в театральной кассе у метро «Кировская» с симпатичной молодой продавщицей. Та стала ей подкидывать билеты то в Вахтанговский, то в Станиславского. Моссовет не попадался. В качестве благодарности Оля брала любую нагрузку – лишь бы дома не сидеть. Смотрела всё подряд, училась, как не надо.

Пьеса двигалась мучительно. А ведь уже надо было предъявлять в качестве курсовой. Конечно, она могла бы сочинить какую-нибудь поделку, но Кривоносова угрюмо шла только на большую сцену и только театра Моссовета. Ну, в крайнем случае, Малого.

О «Таганке» и «Современнике» и не мечтала – чего тратить время на несбыточное?!

* * *

В кулинарии на Кировской в очереди на шестикопеечными котлетами встретила своего одноклассника Алика Шестопалова.

– Здорово, Кривоносова.

– Здорово, Шестопалов. Ты где?

– В Менделавочке.

– Ух ты, я и не знала, что ты химию любишь.

– А ты где?

– Я в Литературном институте имени Горького. Тверской бульвар, дом двадцать пять, – отрапортовала Оля.

– Ну ты даешь, – неприятно удивился будущий химик. – И кем ты теперь будешь?

– Драматургом.

– Ни хера себе. А ты знаешь, у меня тетка работает в литчасти театра Моссовета.

Тут ахнула Кривоносова:

– Вот это да! И ты молчал?

– Да я тебя с выпускного не видел. Она тебе нужна?

– Еще бы. Я пьесу написала, надо показать.

– Я тетю Женю спрошу. Ты мой телефон знаешь, позвони!

– Котлеты кончились, остались только зразы – десять штук в руки, – завопила продавщица, пряча несколько лотков с дешевыми котлетами, заменяя их более дорогими зразами.

Кривоносова и Шестопалов взяли зразы и разошлись в разные стороны.

Оля оглянулась на одноклассника и подумала: «Это судьба».

«Судьба» шел в раскачку, толкая перед собой нечто невероятное – небольшой клетчатый мешок из плотной ткани на колесах. «Из загранки», – подумала Оля. У Алика отчим работал во Внешторге и привозил даже жвачку – что за пакость, здоровый крепкий сильный парень тащит мешок на колесах, стыд просто и позор.

Шестопалов не подвел.

Оля ехала в театр с картонной папкой под мышкой. Там лежала пьеса, которая ей нравилась. Оля использовала все шаблоны, которые обычно используют в исторических пьесах. Конечно, любовная история, конечно, предатель, затесавшийся в штаб генерала, конечно, комедийный персонаж – веселый солдатик с намечающимися усиками (очень молод), часто и много поет романсы.

Некоторая проблема была с главным героем – скрытный был человек, ну ничего не нарыть из личной жизни. В одной совершенно случайной статье, где возносили Брусилова за то, что перешел на сторону большевиков, мелькнула строчка – его сын этого принять не мог.

Чего не мог принять? Большевиков или отца-генерала, переметнувшегося в стан врагов? Это было слишком сложно, и Кривоносова решила вопрос легко: отринутый сын бежал с белыми, а там и сгинул.

Нравилась-то она нравилась, а вот понравится ли тетке Шестопалова? И вообще, как и со стихами, стали возникать мысли, что пьеса никуда не годится.

* * *

К проходной театра она подошла на ватных ногах. Она подумала, что, может быть, встретит своего «дедушку» и он сразу спросит: «Говно принесла?» А если Божество осудит? А если майор Вихрь?

Ноги автоматически повернули обратно к метро.

На афише театра было название «Это любил Ленин» с переченем разных номеров ожидаемого спектакля-концерта. Оказывается, Ленин много чего любил, кроме «Аппассионаты», например, драматурга Шатрова и певца Кобзона.

«Ну так и меня полюбит, – разозлилась Кривоносова. – В конце концов я немало сделала для этого театра – спасла от смерти режиссера». Кстати, внизу афиши стояло: «Н. Осипчук».

Фамилии «дедушки» она не знала и решила, что он и есть Осипчук, раз Н.

На проходной попросили документ. Оля дала студенческий. Вахтер долго переписывал данные билета, потом спросил:

– К кому?

– К Буромской. Мне куда?

– Там скажут.

Вступила в храм. В храме пахло капустой. Очевидно, неподалеку был буфет.

Спросить было не у кого. И Кривоносова пошла на запах капусты. Там сидел одинокий «дедушка» – перед ним стояла тарелка борща и лежал нормированный кусок черного хлеба, он читал, не отрываясь от еды.

Оля собралась с духом:

– Приятного аппетита, Николай Алексеевич, – она постаралась вложить в приветствие немного веселой насмешки, но «дедушка» не обратил никакого внимания, он продолжать хлебать борщ и читать. Потом что-то пробормотал.

– Что? – спросила Оля. – Что вы сказали?

– Мы сказали – супа хочешь?

– Хочу.

– Иди возьми – видишь, стоят тарелки, а дальше бак, бак видишь?

– Вижу. У меня денег нет… с собой…

Николай Алексеевич поднялся, подошел к буфетчице, что-то сказал, и она немедленно принесла Оле суп и пайку черного.

– А где спасибо?

– Спасибо.