Живые люди

На следующей стоянке мы оставили воду, два спальных мешка, связку железных кружек и половину патронов. Густо исчёрканная синим карта обещает нам, что по крайней мере жажды бояться не стоит, но мы двигаемся пешком, а дети не могут идти быстро; на самом деле, слишком часто дети не могут идти вообще, а нам слишком трудно нести их, и потому маленький папин термос нередко успевает опустеть задолго до того, как мы добираемся туда, где его можно наполнить заново. Ружья бросать нельзя; ночной лес наполнен чужими голосами, треском и шорохом – особенно теперь, когда мы свернули с заросшей грунтовки; но если мы не доберёмся сегодня к вечеру, если нам хотя бы ещё один день придётся брести, проваливаясь по щиколотки в топкие мхи, перелезая усыпанные поганками мокрые опрокинутые деревья, таща на себе хныкающих обессилевших малышей, вдыхая кислый запах собственных зудящих тел, мы бросим и ружья.

Безымянная плоская серая тарелка, недоозеро, нелепая неглубокая лужа, которую мы не ожидали и которую придётся теперь обходить, вызывающе торчит из-за рыжих сосновых стволов. Это значит – лишних два или три километра. Болото со скользкими подвижными кочками, убегающими из-под ноги. Это значит – дети идут пешком, рыдая и жалуясь, вырывая из наших рук липкие маленькие ладони, садясь на холодную землю.

Мишка опускает девочку, выскальзывает из рюкзака и отклеивает от спины измятую майку с темными пятнами пота. Сжав зубы, растирает плечи – искусанные, с двумя яркими вздутыми полосами от брезентовых лямок.

– Вот, – говорит он, втыкая грязный палец в растрёпанный комок карты. — Вот оно. Похоже, мы здесь.

– Похоже… – стонет Ира и скидывает в сухую лежалую хвою скрученные спальники и ружьё. – Похоже или точно?

– Точно, — отвечает он хмуро и неуверенно. – Хочешь, сама посмотри. Теперь обойти его только – вот тут, справа, и дальше по прямой. Сегодня не успеем, конечно, но завтра – всё, завтра дойдём.

– Мне надо было засечь, в который раз ты это говоришь, – мрачно язвит она и садится прямо на землю, прислонившись спиной к кривому берёзовому боку, с облегчением разбрасывая ноги.

– Нужно спуститься, – предлагаю я. – Умыться, воды набрать.

– Я сейчас, – устало отзывается Мишка, не трогаясь с места. – Сейчас.

– Пить хочу, – сразу же вспоминает мальчик у меня на руках и крутится, как пойманная рыба, и вытягивает шею. – Пить хочу, мама, пить хочу!