– Старшая, Рашель. Старшая, – она красноречиво заглянула в мои широко распахнутые глаза, и я в очередной раз испытала откровенный стресс из-за общения с внучкой “на равных”. Она повела бровью: – В зеркало посмотри, если не доверяешь мне.
Я невольно взглянула краем глаза в зеркало заднего вида. Рокки и вправду выглядела внушительнее меня: с более ярко выраженными скулами, да еще и выше меня, и голос “взрослее”, то есть такой уверенный, будто она знает всё на свете и всё равно открыта к новым знаниям больше, чем я. Как же это… Странно, мягко говоря.
Мы припарковались напротив бара со странным для этого города названием “Штурвал и Якорь”, и я последовала за Рокки, вошедшей внутрь заведения не дожидаясь меня.
– Ну и какой у тебя план дальше? – уже внутри бара, проходя мимо шумной мужской компании, очевидно, следящей за футбольным матчем, вдруг поинтересовалась она, впервые обернувшись.
– План? – непонимающе переспросила я.
– Эй, Брэд, привет. Как обычно, только на сей раз две порции, – вынув из внутреннего кармана куртки десятку, Рокки шлепнула банкноту на барную стойку прямо перед светловолосым парнем и дальше уверенным шагом последовала вглубь зала.
– Я заплачу за выпивку… – начала я, но она сразу же обрубила мой порыв.
– Забудь. Сегодня я угощаю.
Нам повезло: предпоследний столик в зале – высокий и круглый, с барными стульями, – только что освободился. Мы заняли его, не дожидаясь уборки стола, на котором оставалось три пустых бокала из-под пива и пара мятых салфеток. Впрочем, тот самый официант, который Брэд, сразу же материализовался рядом с нами и начал убирать всё лишнее на свой поднос. На меня он даже не взглянул, но я заметила, каким взглядом он впился в мою внучку:
– Как дела, Рокки?
– Нормально.
– Сегодня много народа, так что выпивка немного задержится.
– Не зли меня, Брэд.
– Ладно-ладно, – парень заулыбался и наигранно приподнял руки вверх. – Постараюсь побыстрее. Обслужу первыми, как только Майк разберется с завалами на складе.
Парень ушел, а я невольно отметила, что мне не понравилось то, как этот юноша безуспешно старался не пялиться на вполне приличное декольте Рокки. Я сняла свою куртку, в то время как Рокки решила остаться в своей, чёрной и хорошо сочетающейся с цветом её волос.
– Значит так, – резко начала она, наблюдая за тем, как я вешаю свою куртку на высокую спинку своего стула. – У меня есть финансовый запас, которого должно было хватить на два ближайших месяца. С тобой хватит только на один месяц. Нужно думать.
– У меня есть немного денег…
– Ой, да не кроши своими карманными деньгами, родителей же, способных их восстановить, у тебя нет. Или тебя уже кто-то удочерил?
– Да не подросток я!
Подметив моё возмущение по поводу “младшести” ещё в машине, она, очевидно, теперь знала, за какую ниточку можно дернуть, чтобы заставить меня дёргаться, а я, вместо того, чтобы игнорировать этот кукольный театр, отчего-то наоборот реагировала.
– Послушай меня, – она с серьёзным выражением лица повела одной бровью. – Я объективно оцениваю внешний вид своей омолодившейся бабки: оранжевые пряди волос, из-под рукава виднеется обрывок татуировки, в ушах серьги в виде бас-гитар… Удивлена, что не наблюдаю пирсинга в носу. Прости, но со стороны ты серьёзно выглядишь как сбежавший из дома подросток, примчавшийся в большой город прямиком к старшей сестре.
Мой взгляд соскользнул в сторону:
– Я и правда сбежала: из своей первой, подошедшей к концу жизни, перепрыгнула во вторую, какую-то чужую жизнь…
– И как тебе прыжок?
Я вновь встретилась взглядом с собеседницей:
– Не уверена, что была готова к такому.
– Уверена, что не была. – Она попала в самое яблочко. Мы немного молча погипнотизировали друг друга похожими глазами, прежде чем она решила продолжать спрашивать: – Что дальше?
План. Она уже спрашивала об этом… Но правда в том, что плана у меня, как такового, нет – только расплывчатые наброски:
– Я хотела бы попробовать найти свои корни.
– Какие ещё корни?
– Мои родители, твои прадед и прабабка, были мне не родными. Они удочерили меня в младенчестве. – По округлившимся глазам собеседницы я поняла, что эту информацию она слышит впервые. – Ты не знала?
– Нет. Умеешь же ты удивлять.
– Разве родители тебе не рассказывали?
– А они знали?
– Шон точно знал.
– Отец ничего подобного мне не говорил, а мать, может, как и я не знала. Хотя навряд ли.
Молчание среди шумящей толпы было каким-то особенным. Пока Рокки молчала, я смотрела на нее так пытливо, словно могла через нее поговорить с самим Шоном. Но мой сын был не единственным её родителем.
– Как дела у Барбары?
– Вроде как нормально.
– Получилось обустроиться в этом городе, да? – решила не сдаваться я и, по-видимому, поняв это, Рокки всё же решила поделиться подробностями.
– Первые пару лет после переезда мы жили очень даже безбедно, благодаря деньгам, оставшимся от отца. Потом обеднели. Четыре года мать работала на двух работах. Затем сошлась с маркетологом среднего уровня, после чего ей, вроде как, сразу же полегчало и в психологическом, и в материальном плане.