57. Достоин упоминания и рассказ о необычных жемчужинах — рассказ этот даже и Аполлонию показался отнюдь не празднословием, но весьма усладительным и наизанимательнейшим среди рассказов о морских промыслах. Итак, говорят, что с той стороны упомянутого острова, которая обращена к открытому морю, имеется на дне морская впадина, где водится моллюск, заключенный в белую раковину, полную тука, и отнюдь не произрастает в ней никакого камня. Туземцы же выжидают тихой погоды или сами усмиряют море, вылив туда масла, а затем один из них ныряет, чтобы добыть описываемого моллюска, — снаряжен этот ныряльщик наподобие собирателей губок, однако вдобавок имеет при себе железную доску и алавастровую фляжку с благовониями. Усевшись на дно рядом с моллюском, индус приманивает его благовонием, пока тот, открывши раковину, не опьянеет и не выпустит жала, изливая ихор, — и тогда влагу эту он улавливает в углубления, выдавленные на железной доске. Влага каменеет в этих углублениях и приобретает вид природного жемчуга: этот жемчуг и есть белая кровь Красного моря. Говорят, что подобным промыслом занимаются также и арабы, обитающие на противоположном берегу. Море в тех краях кишит всяческой живностью и стадами китов, так что суда для защиты от этих тварей снабжены колоколами на корме и на носу: звон отпугивает китов и не допускает их приблизиться к судну.
и, наконец, о том, как свидевшись напоследок с царем Варданом, воротился Аполлоний от варваров и прибыл в Ионию
58. Доплыв до устья Евфрата, путешественники, по их собственному рассказу, отправились вверх по реке в Вавилон, навестить Вардана, коего и застали точно таким, каким знали прежде. Оттуда они двинулись в Ниневию, а затем спустились к морю в Селевкию, потому что в Антиохии живут одни наглецы и об эллинских обычаях не радеют. Найдя корабль, они отплыли на Кипр и причалили в Пафосе, где находится кумир Афродиты: там Аполлоний дивился сему изваянному иносказанию[129]
и много поучал жрецов о храмовых обрядах. Наконец он отплыл в Ионию[130], снискав великую честь и великое восхищение у всех, кто чтит мудрость.КНИГА ЧЕТВЕРТАЯ
в коей повествуется о том, сколь великими почестями почтили Аполлония жители поселений Ионийских и какие были о нем божественные глаголы
1. Лишь узнали в Ионии, что Аполлоний прибыл в Ефес, как даже ремесленники забросили свою работу — все теснились вокруг пришельца: кто дивился его мудрости, кто — обличью, кто — пище, кто — осанке, а кто — всему сразу. Из уст в уста передавались толки об Аполлонии: одни вторили Колофонскому оракулу, будто Аполлоний-де сопричастен божественной мудрости и будто мудрость его беспредельна, другие твердили то же самое, ссылаясь на Дидимейский и Пергамский оракулы, ибо многим, кто нуждался в исцелении, повелел бог идти к Аполлонию, поелику судьбою это суждено и божеству угодно. Еще являлись к Аполлонию посольства от городов звать его в гости и просить совета, кто о житейских правилах, кто о воздвижении кумиров и алтарей — и он порой давал письменное наставление, а порой обещал придти самолично. Явилось посольство и от Смирны, однако же послы не говорили, чего им надобно, хотя слезно умоляли Аполлония посетить их, так что когда он спросил посланца, в чем у него нужда, тот отвечал лишь: «Ты увидишь нас, а мы — тебя». — «Я приду, — сказал Аполлоний, — и да наградят нас музы взаимной приязнью».
и как наставил он ефесян, да будут согласны
2. Первую беседу с ефесянами вел он со ступеней храма, и беседа эта была отнюдь не сократической[131]
, ибо отвращал он и отговаривал своих собеседников от всех прочих занятий, призывая предаться одному лишь любомудрию, дабы не спесью и суетностью полнился город — таким нашел он его, но рвением к науке. Ефесяне были большими охотниками до плясунов и скоморохов, так что Ефес был полон дуденья, топота и обабившихся красавчиков, а потому, хотя жители в это время и перекинулись к Аполлонию, он почитал нечестным закрывать глаза на вышеописанные непотребства, но поименовал их и тем многих от них отвратил.