Жизнь Большой Реки

На этом участке мы встречаем странные, нигде раньше не виданные суда. Большие, двух- и трехпалубные. Суда-клетки, наполненные беспокойным мычанием четвероногих пассажиров. У нас нет времени подойти ближе, расспросить у экипажа, откуда они плывут, сколько времени длится путешествие обреченных. Мы знаем лишь, какова конечная цель этого транспорта. Бойня. Но эта сторона жизни Большой Реки осталась за пределами моего знакомства с ней.

Вот мы минуем несколько расположенных на высоком берегу огромных консервных фабрик с дымящимися трубами, с многоэтажными цехами. Там, наверху, поселок с чистенькими домиками. А на крутом обрыве привлекают внимание выбитые, выдолбленные в твердой глине многоэтажные пещеры. В отверстия вставлены оконные рамы, двери. Некоторые прикрыты кусками гофрированного железа, досками от ящиков. Из них высовываются торчащие вверх жестяные трубы-дымоходы, а иногда шесты с радиоантенной. Отдельные квартиры соединены вырубленными в глине или сооруженными в виде балкончиков головоломными галереями. Здесь целые поселки современных пещерных людей. Нетрудно догадаться, что они возникли в связи с дымящимися наверху фабричными трубами.

_{ПАРАГВАЙСКИЕ ПРАЧКИ СПАСАЮТСЯ ОТ СОЛНЦА ПОД ТАКИМИ ВОТ ЗОНТАМИ}

У подножии обрыва, над рекой, возится детвора. На мелководье, сидя на поставленных в воду табуретках, стирают женщины. В широкополых соломенных шляпах, каждая под укрепленным на шесте тентом. Стирают, как это делают деревенские женщины: бьют белье вальком, а сами в это время судачат о своих делах. Далеко по реке несется стук и гомон. Когда показывается наша байдарка, все стихает. Подплыть к ним, спросить: ке тал (что слышно)? Или, может быть, задать просящийся на язык вопрос: а как вы там живете, когда ударяет памперо или затяжной дождь превращает глину в липкое месиво, а с обрыва стекают потоки жидкой грязи? Где вы тогда спасаетесь?

Нет, это не те вопросы, какие может задавать чужак, на такие вопросы чужаку не отвечают. А то, что мы чужаки, об этом нам сообщает прерванный стук вальков, молчаливые взгляды. Чтобы преодолеть это отчуждение, нужно время. Но времени у нас нет.

Мы проплываем мимо женщин, лишь здороваясь с ними. Отвечают они сдержанно. Тишина. Только за нашими спинами, когда байдарка уже далеко отплыла, общий гомон поднимается снова, и с удвоенной силой. Однако ударов вальков не слышно: нас, видимо, обсуждают.

Тянутся однообразные дни. Судовой журнал беден записями. Плывем торопясь, все еще наверстывая потерянное время. Мы вошли в график, даже опередили его, хотя течение слабое и нам мешает ветер из той неприятной разновидности, которую моряки называют «вмордувинд».

У нас была еще одна встреча с памперо. Недолгая, но сильная буря. Нам опять повезло: мы были неподалеку от острова. Пригодился и приобретенный ранее опыт. Не стану всего описывать, пусть об этом лучше расскажет фотоснимок подмытых, вылизанных высокими волнами корней и стволов прибрежных деревьев. Они были для нас хорошей защитой.

Беспокоил меня Лялё, с парнем творилось что-то неладное.

Город Парана — столица провинции Энтре-Риос, этой богатой плодородными почвами аргентинской Месопотамии, расположенной между реками Параной и Уругваем[51]. Раскинутый на высоком берегу, среди холмистой местности, он выглядит совсем иначе, чем города на аргентинской равнине. Красивый город. В истории этой молодой страны ему отведена достойная страница. В середине XIX века какое-то время Парана была столичным городом, резиденцией федерального правительства, которое вело тогда войну с правительством Буэнос-Айреса[52]. Именно в ту пору в город Парана из далекой Патагонии прибыли послы грозного вождя арауканов Кальфу Кура (Небесный Камень) во главе с его сыном Номун Кура (Каменная стопа). Здесь «чрезвычайный посол» был торжественно окрещен — в первый, но не в последний раз. Крестным отцом был президент Хосе Урказа. Затем посланник-неофит двинулся в родные края, в удаленные на две тысячи километров патагонские пампасы, чтобы, приняв знак власти — «Токи Кура» (каменный топор), вернуться к вере отцов и заниматься набегами, во время которых он доходил почти до Буэнос-Айреса.

События из истории, но разве далекой? Ведь именно сына этого «Последнего Владыки Пампы», касика Альфредо Номун Кура, и встретил я в 1962 году на конгрессе араукапологов в Патагонии. Он представлял тогда самое могущественное племя арауканов — мапуче. Спустя три дня, оскорбленный белыми, он покинул заседание конгресса.

Оставим, однако, давнюю и недавнюю историю. Во время моего плавания город Парана тоже сыграл историческую роль: я лишился там экипажа.

Не было ни катастрофы, ни дезертирства. Официальным, так сказать, дипломатичным поводом послужил приближавшийся тогда срок вступительных экзаменов в университет. Сейчас без всяких обиняков можно сообщить подлинную причину. Она может быть наглядным примером того, как крошечная мушка способна перечеркнуть планы людей.