Жизнь Большой Реки

Не может быть и речи о стирке, приведении в порядок одежды, о внешнем виде. Заржавевшие бритвенные лезвия заставляют смириться со щетиной на наших лицах. Хорошо что хоть голод нам пока не угрожает: у нас есть несколько банок консервов. Еду запиваем горячей водой. Благословением оказывается зажигалка, из которой можно «вычиркать» огонь. Прощаемся с негостеприимным берегом, с нависшим обрывом, обогащенные грустным опытом. Вывод из него такой: во-первых, по давать обманывать себя хорошей погодой, на канчас абиертас, на бескрайних пойменных протоках, лучше всего держаться поближе к берегу; во-вторых, по возможности все, включая продукты, держать в непромокаемых мешках. Причем постоянно. Эта последняя мера весьма мне помогла, и, более того, она спасла мне жизнь. Но это потом. А пока «Трамп», снова отправляясь в путь, напоминает цыганскую кибитку: вместо затеняющего тента мы развесили штаны, рубашки и другие принадлежности туалета.

Гребем с утра до сумерек. Погода хорошая, но настроение ниже среднего. На третий день входим в порт Гоя. Я пишу «входим», как подобает писать о судне.

Утопающий в зелени и цветах городок Гоя лежит далеко от берега, к порту от реки ведет канал. С кратким пребыванием в Гое у меня связано воспоминание о забавном эпизоде. В порту мы появились в полдень. Ни души! В чем дело, черт возьми? Начать нужно с поисков «властей». Пристаем к пустому мосту у здания префектуры. Лялё остается в лодке, а я отправляюсь на поиски. Через широко распахнутые двери вхожу прямо в святая святых канцелярии. За барьером дремлет сержант с импозантной фигурой.

Еще с давних времен, когда я призывался в армию, у меня сохранилось огромное почтение к шуткам, скажем, взводного, не говоря уже о сержанте. Автоматически ставлю «ноги вместе» и с помощью плетенных из веревки подошв шлепанцев пробую изобразить стук каблуков. Голова начальника медленно поднимается, и он вперяет в меня испытующий взгляд:

— Хотите зарегистрировать прибытие в порт? Вы капитан? Лоцман?

Я докладываю о прибытии в порт и для увеличения своего престижа сообщаю:

— Капитан-владелец.

Полусонным, однако очень критическим взглядом я был осмотрен с ног до головы. Мне становится стыдно за свое небритое лицо, грязную рубашку, рваные штаны и шлепанцы. Открывается внушительная книга, берется перо в руки и:

— Название судна, тоннаж, осадка?

Я, не раздумывая, вдохновенно отвечаю:

— «Трамп». Тоннаж — ноль, запятая, ноль тридцать пять. Осадка при полной погруженности чуть более полуфута.

Он записывает. Заполняет соответствующие рубрики. Следующие вопросы:

— Порт приписки?

— Виррей Мело, номер такой-то и такой-то… Буэнос Айрес.

Он уже собирается записать, по что-то настораживает его. Откладывает ручку, закуривает сигарету. У меня при виде табачного дымка текут слюнки.

— Виррей Мело? Это в южном бассейне?

— Нет, шеф. Виррей Мело — это почти в центре города. Я там живу.

— Вы живете в порту?

— Вовсе нет, — отвечаю я. — Почти в центре города. А мое судно в разобранном виде я держу у себя под кроватью.

Не знаю, как пришло мне в голову сказать правду, чистую правду. Окаменевшее лицо сержанта начинает менять цвет, оно темнеет, становится пугающе-пурпурным. Он молчит, упирается руками в стол и медленно поднимает свою импозантную фигуру. А я… стушевываюсь, отодвигаюсь в сторону дверей.

Неизвестно, чем бы окончилась эта сцена, если бы, к счастью, не появился, весело посвистывая, сам префект. Разумеется, он знал о нашей экспедиции и был предупрежден о ней специальным письмом вышестоящих властей. Все переменилось. Как пончики в масле, купались мы в благожелательности. А со строгим сержантом был заключен пакт о ненападении.

Если бы я издавал путеводитель для туристов, наверняка дал бы в нем город Гою со звездочкой-сноской: «Симпатичные люди и… мороженое». В уютном кафе на рынке мороженое было изумительным. Я и представить не мог, что Лялё способен проглотить такое количество, с каким он управился. От обморожения внутренностей его спасла спешка. В тот вечер мы разбили палатку значительно ниже Гои.

Спешка. Она тоже может быть скучной, может выхолостить из путешествия самое существенное — непосредственный контакт с окружением, познавание, наблюдения вблизи, эмоции. Как часто проклинал я злополучное пари, вынуждающее мерить путешествие временем, расстоянием, скоростью. Как ничтожна ценность ожидаемого выигрыша — ящика с дорогим напитком — по сравнению с потерей того, что человек может как следует рассмотреть, изучить, пережить лишь один раз в жизни.

Мы спешим, наверстываем потерянные дни, машем и машем веслами. День за днем. Вода и небо. С левой стороны, словно на киноленте, проплывает высокий обрыв корриентипского берега. Правого мы или совсем не видим, или он маячит лишь как черточка на далеком горизонте. Плес за плесом. Река — без конца и края.