Жизнь Большой Реки

_{У ПЕДРО ДЕНЬ РОЖДЕНИЯ… ЕМУ ДЕВЯТНАДЦАТЬ ЛЕТ, А НА ПЛОТАХ ОН ПЛАВАЕТ С ДЕВЯТИ ЛЕТ}

Больше всего, разумеется, нас интересовал порт. Сюда доходят морские суда. При нас подошел датчанин, моторный рефрижератор. Швартуется пассажирский «Сьюдад де Буэнос-Айрес» — две трубы, три палубы. Из него сыплются пассажиры. Здесь товары и людей перегружают на судна с меньшей осадкой, чтобы везти их дальше, вверх по реке; на Апипе им будет помогать эспиадор. Снуют буксиры большие и сильные, совсем как в океанском порту.

К нам в гости приходит экипаж одного из буксиров. С интересом и пониманием разглядывают матросы байдарку. Оказывается, весть о пашей экспедиции, об удивительном бихо Колорадо с резиновой оболочкой и разборным каркасом опередила нас. Здесь знают даже о подробностях нашего спуска через Апипе. Экипаж приглашает нас к себе, на свое судно. С гордостью демонстрируют нам большой холодильник. Он не только исправно работает, но и может вместить дюжину бутылок пива. Рядом — несколько ящиков с благородной жидкостью. Это было самое современное буксирное судно, какое я встретил на Большой Реке, и самый приветливый экипаж.

Наши восторги по поводу холодного пива настолько пришлись по сердцу обладателям холодильника, что они неожиданно предложили: «Плывите с нами! Байдарку можно погрузить на какую-нибудь из буксируемых барок, в кубрике есть две свободные койки, ну и холодильник». Капитан добавляет, что мы сэкономим время, и предупреждает о близости канчас абиертас, на которые ниже разветвляется река.

— В эту пору года, — говорит он, — нередко налетает памперо, а тогда… что будет тогда с вашей байдарочной на широкой реке?

Предостережение я отношу за счет их гостеприимства. Погода изумительная. Мы прощаемся с новыми друзьями, обещая друг другу еще встретиться где-нибудь в низовьях, даже, быть может, в самом Буэнос-Айресе. Они отправятся лишь через несколько дней.

Из Корриентеса я сообщил по телеграфу дату окончания путешествия. Кончилось время беззаботного плавания, когда можно было задерживаться, где душе угодно и на столько, на сколько хотелось. Начинается второй этап путешествия. Назовем его спортивным, ведь в дельте я заключил пари. Оставшаяся часть пути казалась простой и легкой: равнинная, спокойная река, по которой беспрепятственно курсируют большие суда. Я считал, что за день проплывать в среднем по пятьдесят километров будет детской забавой. Как бывалый путешественник, я рассчитывал с запасом. Кроме того, я не хотел мчаться очертя голову: ведь может встретиться что-то любопытное, и тогда захочется задержаться…

Скучно. Вокруг нас ничего не происходит. Мы просто плывем по течению. Стрежень реки, линия наибольших глубин, обозначен буями. Это путь больших судов. Пользуемся им и мы, так как на буях стоят цифры, сообщающие расстояние до устья реки. Благодаря этому мы можем контролировать протяженность наших дневных «порций». В лунные ночи, в серебряном полумраке, полусонные, мы без особых усилий делаем неплохой запас на всякий случай.

Берега тоже неинтересные. Слева — высокий голый обрыв. У его подножия — голый каменистый пляж, своего рода речная мусорная свалка. Мы плывем вблизи берега, поскольку здесь сильнее течение. Правый берег — это уже аргентинская провинция Чако. Нас отделяет от него десять, пятнадцать или даже больше километров. Часто над бескрайностью мутной воды, где-то на горизонте, маячит тонюсенькая полоска. Это знаменитые канчас абиертас, самые широкие рукава средней Параны. При высоком уровне воды правый берег скрывается за горизонтом, ширина реки превышает здесь пятьдесят километров.

Острова тут встречаются реже. Погода стоит хорошая, но солнце все время такое, будто оно просвечивает сквозь легкую кисею. Уже не жжет так, как в верховьях: ведь лето идет к концу.

_{РЕКА-МОРЕ. КАНЧАС АБИЕРТАС НА СРЕДНЕЙ ПАРАНЕ ПРОТИВОПОЛОЖНЫЙ БЕРЕГ ЕЛЕ ВИДЕН. ИНОГДА ОН ДАЖЕ ИСЧЕЗАЕТ ЗА ГОРИЗОНТОМ}

Скуку однообразных дней усугубляет ленивый ритм гребли. Почти автоматически погружаешь весло, расслабленно тянешь к себе, заносишь над водой вперед. И опять, и опять…

И все же один из таких дней, именно в канчас абиертас, где не видно было противоположного берега, глубоко запечатлелся у меня в памяти.

Еще накануне вечером, готовя ужин под негостеприимным обрывом, мы чувствовали странное беспокойство. А ведь стояла тишина, абсолютная тишина. Небо чистое, но звезды блеклые, словно бы угасающие. На горизонте беззвучно вспыхивают электрические разряды. Далеко над унылым плоскогорьем Чако висит призрачно-желтый отсвет. Вероятно, пожар на суше или, быть может, выжигают сухие травы под будущие хлопковые поля. Дым нашего костра не поднимается вверх, а стелется над зеленей. На всякий случай мы поглубже забиваем колышки палатки. Но ничего не происходит. Тусклый рассвет застает нас за работой: мы грузимся, чтобы плыть дальше.