Жизнь этого парня

– Он делает это значительно быстрее, чем я показал, – сказал я, – и намного сильнее.

– Не важно, с какой силой он делает это. Если он ветряная мельница, он твой. Он попался.

Дуайт сказал, что все, что мне нужно сделать, это отклониться в сторону, когда Артур подойдет ко мне, затем ударить снизу в челюсть. Это было очень просто: отойти и в челюсть.

Проявляя особое терпение, почти нежность, которую он припас для инструктажа по бою, Дуайт тренировал со мной это движение несколько раз. Я выучил, но верил в него не больше, чем в движения, которые мне показывали другие советчики. Я не думал, что у меня есть хоть маленький чертов шанс против Артура, пока я не выброшу стратегию из головы и не стану совершенно неистовым, каким, несомненно, будет он.

Каждая битва состояла из трех одноминутных раундов. Все бойцы ждали вместе в раздевалке, пока мистер Митчелл не вызывал их. Раздевалка была плохо освещена. Мы не разговаривали. За исключением реальных громил, мы выглядели такими субтильными в этих гигантских перчатках и огромного размера раздувающихся шортах. Несколько парней лежали на лавках, прикрыв глаза руками. Остальные сидели, ссутулившись, с перчатками на коленках и пялились в пол, слушая шум, доносящийся из спортзала.

Рев был постоянным, почти механическим, за исключением брейков между раундами и особенно жестоких эпизодов. В эти моменты рев возрастал до предела и становился почти осязаемым. Мы поднимали головы, затем опускали их, когда звук убывал. Каждые пять минут или около того дверь с размахом открывалась и еще двое мальчиков выходили из раздевалки, минуя вспотевшие задыхающиеся развалины, чья битва только что закончилась.

Рев был постоянным, почти механическим, за исключением брейков между раундами и особенно жестоких эпизодов. В эти моменты рев возрастал до предела и становился почти осязаемым.

Мы с Артуром ждали долго. Сидели в противоположных концах раздевалки и не смотрели друг на друга. Мальчики приходили и уходили. Я задавал себе вопрос, что я здесь делаю и что сейчас будет. Я вошел в состояние дурного предчувствия и замешательства. Затем я услышал свое имя и, вскочив на ноги, выбежал наружу в зал вместе с Артуром, который вышел следом. Свет слепил глаза. Я видел людей на трибунах только как большое цветное пятно. Они ревели, когда мы выбежали, и звук стал еще громче, ужасающий первобытный гул, который смыл с меня последний страх. Мы прошли каждый в свой угол, и мистер Митчелл представил нас как двух врагов, кем к этому моменту мы и были. Я поднял перчатки под звук собственного имени, и трибуны заревели вновь. В этот момент я осознал, что непобедим. Я собирался побить соперника, задать ему сильнейшую в его жизни трепку, и мне не терпелось приступить.

Гонг прозвучал, и мы начали.

Той ночью мать едва могла говорить со мной по дороге домой, она была потрясена до глубины души. Она отказывалась понимать, что я действительно должен был драться, что у меня не было выбора. Все это зрелище было ей глубоко противно, а особенно то, что я проиграл. Она говорила, что чувствовала такой стыд, что закрыла лицо руками. Я возмутился. Я полагал, что был на волоске от победы, так же думал Дуайт, который похвалил меня за использование отработанных на его тренировках приемов.

Правда же заключалась в том, что я использовал его технику недостаточно. Во время первого раунда я, как и намеревался, дрался как сумасшедший. Артур был еще больше разъярен, и его безумие проявилось сильнее, чем мое. Дважды его мельничные перчатки приземлялись прямо на мою голову и били меня по коленям. Он ударил меня по коленям еще раз во время второго раунда. После того как я поднялся, он стремительно накинулся на меня, и я автоматически отклонился в сторону и врезал ему в челюсть. Это остановило его. Он просто стоял и тряс головой. Я ударил его снова, и гонг зазвенел.

Я застал его врасплох этим ударом еще два раза во время финального раунда, но ни один из них не нанес такого урона, как первый. Тот, первый, был особенно хорош. Я выпустил его из кончиков пальцев ног и вложил все силы. Уверенность Артура пошатнулась. Я мог проследить, как этот импульс идет через него по одной совершенной линии. Мог почувствовать, как ему больно. И когда из-за удара в лицо голова моего старого друга так ужасно откинулась назад, я ощутил поднимающуюся волну гордости и связи; связи не с ним, а с Дуайтом. Я отчетливо осознавал присутствие Дуайта в этой ревущей толпе вокруг меня. Мог почувствовать его ликование, его гордость, видеть улыбку, в которой было признание, удовольствие и что-то вроде любви.

* * *