Жизнь Гюго

Например, в разделе о тайных казнях, которые, несомненно, имели место, Гюго утверждает, что 13 декабря в тусклом рассветном полумраке «прохожий, шедший по безлюдной улице Сент-Оноре, видел три тяжело нагруженных фургона, ехавших под охраной конной стражи. По кровавому следу, тянувшемуся за этими фургонами, можно было определить их путь. Они направлялись от Марсова поля к Монмартрскому кладбищу. Они были битком набиты трупами». Прекрасное окончание главы. Но здесь читателя просят поверить, что кровь еще текла, а не свернулась, на протяжении двух миль, что стража повернула не туда после того, как процессия переправилась на другой берег, и что одна из главных улиц, ведущая к центральным рынкам, воскресным утром была безлюдна{885}.

Преодолев ужас от того, что столько трудов пропадает напрасно, Гюго за месяц, в июне 1852 года, написал «Наполеона Малого». На сей раз он ограничился сухими выпадами: поведал о злобной сущности Луи-Наполеона, очертил ключевые моменты переворота, вскрыл его социальную и политическую подоплеку. Автор вынужден был выступать скрытно, от третьего лица; он парил над историей, как указующий перст на пиру Валтасара. «Эта книга – просто рука, которая поднимается из тьмы и срывает маску». Он показал пиратский флаг, реющий над Елисейскими Полями, объяснил жульничество президента с плебисцитом, назначенным на 20 декабря и призванным узаконить переворот, и разоблачил несправедливость печально известных «Смешанных комиссий»: тайные судебные процессы, проводимые армией и чиновниками, на которых судили «всех враждебно настроенных по отношению к правительству» и «людей с передовыми взглядами». Хотя даже такие сочувствующие читатели, как Браунинги, подозревали, что Гюго просто «солгал» о событиях в Париже{886}. «Наполеон Малый» – это блестящее, точное описание современного полицейского государства, «Скотный двор» без аллегорий, произведение, которому присуще поистине оруэлловское чувство зловещего бурлеска: «Преступление Бонапарта – не преступление; оно называется необходимостью. Засада Бонапарта – не засада; она называется охраной порядка. Кражи Бонапарта – не кражи; они называются государственными мерами».

Гюго знал: как только будет опубликован «Наполеон Малый», его семья в Париже очутится в центре взрыва. Даже в Бельгии было небезопасно; бельгийцам не хотелось злить своего непредсказуемого соседа. 23 июля 1852 г. Леопольд, король Бельгии, писал своей племяннице, королеве Виктории: «Нас очень беспокоит наш договор с Францией. Виктор Гюго написал книгу, направленную против Луи-Наполеона, которая приведет того в ярость и которую он издает здесь; после такого едва ли мы можем оставить у себя Виктора Гюго»{887}.

Так как либеральное большинство теряло силу, бельгийское правительство находилось под давлением. Его призывали не давать «бунтовщикам» кислорода в виде публичности. Оно уже ответило, ясно намекнув (впрочем, довольно сдержанно, помня, что Гюго недавно наградили орденом Леопольда): ему надлежит явиться в полицейский участок и объяснить происхождение своего фальшивого паспорта. Члены консервативной оппозиции призывали выслать его. Из французского посольства в Брюсселе шли зашифрованные депеши с изумительно подробными отчетами о попытках Гюго найти издателя. Что для него несвойственно, он заказал для своей двери замок. До 1961 года, когда подробно изучили государственные бумаги, считалось, что Гюго страдал паранойей{888}.

Гюго хотелось как можно скорее собрать вокруг себя свой клан; его распоряжения выявили сложную феодальную структуру власти, удерживавшую всех вместе. Жюльетта приехала в Брюссель через несколько дней после Виктора с увесистым сундуком, набитым его рукописями, и сразу же принялась чинить ему рубашки, переписывать набело черновики и обещала – с горечью – не мешать ему «посещать дам» (здесь ничего не изменилось). Адели Второй и Франсуа-Виктору, освобожденному из тюрьмы, но прикованному к Парижу из-за любви к одной актрисе, посоветовали учить английский. Гюго собирался «колонизировать небольшой клочок свободной земли». Он читал о Нормандских островах, где жизнь дешева, где в северном тумане сохранилась своеобразная французская колония. Возможно, для него как для поэта важнее было другое: именно там четыре месяца ссылки провел Шатобриан.