Другая сторона картины менее привлекательна. Наградой за победу в колесничном беге Ахилл объявляет «женщину, искусную в красивом рукоделии»; чтобы усладить и насытить тень Патрокла, на погребальном костре приносят в жертву коней, собак, быков, овец и людей[155]. Ахилл обращается с Приамом не без тонкой любезности, протащив, однако, перед этим вокруг погребального костра обезображенное и оскверненное тело Гектора. Для мужчины-ахейца человеческая жизнь дешева; отнять ее — дело немудреное; он не задумываясь расстанется с нею ради мгновенного удовольствия. После захвата города мужчин убивают или продают в рабство; привлекательных женщин берут в наложницы, некрасивых — в рабыни. Пиратство по-прежнему является уважаемым ремеслом; даже цари организуют разбойные вылазки, грабят города и села, обращая в рабство их население. «И действительно, — говорит Фукидид, — в старину это занятие было для эллинов главным источником существования' и еще не влекло за собой никакого позора»[156], но даже приносило изрядную славу; совершенно так же и в наше время великие державы могут завоевывать и покорять беззащитные перед ними народы без малейшего ущерба для своего достоинства и сознания правоты. Одиссей оскорблен, когда его спрашивают, не купец ли он, «пекущийся о наибольшем барыше»[157], зато он с гордостью рассказывает о том, как на обратном пути из Трои, когда его запасы провианта подошли к концу, он разграбил город Исмар и наполнил свои корабли продовольствием, или о том, как он поднялся вверх по реке Египет, «чтобы разорить тучные поля, увести в полон женщин и малых детей и истребить мужчин»[158]. Ни один город не застрахован от такого внезапного и неспровоцированного нападения.
Склонность к разбою и кровопролитию дополняется у ахейцев беззастенчивой лживостью. Одиссей едва способен говорить, не соврав, действовать, не прибегая к коварству. Схватив троянского лазутчика Долона, он и Диомед обещают ему жизнь в обмен на нужные им сведения; Дол он предоставляет эти сведения, и они его убивают[159]. Слов нет, другие ахейцы совершенно не могут тягаться с Одиссеем в нечестности, однако причиной тому вовсе не отвращение ко лжи; они завидуют Одиссею и восхищаются им, видя в нем образцовую личность; изображающий его поэт считает его героем во всех отношениях; даже богиня Афина хвалит его за ложь и причисляет ее к особым его достоинствам, за которые она и любит Одиссея. Улыбнувшись и коснувшись его рукой, она говорит ему:
По правде говоря, этот героический Мюнхгаузен древнего мира очаровывает и нас. Мы открываем некоторые привлекательные черты и в нем, и в том отважном и ловком народе, к которому он принадлежит. Одиссей — нежный отец и справедливо правит своим царством, «не причинивший зла ни словом, ни делом никому в стране». «Никогда больше, — говорит его свинопас, — не найти мне такого доброго хозяина, как бы далеко я ни зашел и даже если бы вернулся в дом к отцу и матери»[161]. Одиссею завидуешь из-за его «фигуры, которой он блаженным бессмертным подобен», его телосложения — столь атлетического, что даже в свои дочти пятьдесят он бросает диск дальше, чем любой из феакийских юношей; восхищаешься его «упорным сердцем», его мудростью, «подобной мудрости Зевса»[162]; к Одиссею проникаешься состраданием, когда, отчаявшись увидеть вновь «дым, поднимающийся над родной землей», он жаждет умереть, или когда среди опасностей и страданий он укрепляет себя словами, которые любил повторять старик Сократ: «Сердце, смирись, ты терпело и горшие беды»[163]. Это — муж с железным телом и духом, но он вполне человечен, а потому заслуживает прощения.