Жизнь Греции. История цивилизации

Приятная морская прогулка переносит путешественника из Эгины в Эпидавр, ныне деревеньку в пятьсот душ, некогда — один из славнейших городов Греции. Ибо здесь — а точнее, в десяти милях от Эпидавра, в узком ущелье, стесненном самыми высокими горами Арголидского полуострова, — находилось главное обиталище Асклепия, бога-героя врачевания. «О Асклепий, — сказал сам Аполлон через свой оракул в Дельфах, — рожденный на радость всем смертным, дитя любви, которое родила мне милая Коронида в скалистом Эпидавре»[320]. Асклепий исцелил столь многих (и даже воскресил человека), что Плутон, бог Аида, пожаловался Зевсу, что теперь люди вовсе перестанут умирать, и Зевс, который не знал бы, что делать с родом человеческим, не будь на него смерти, поразил Асклепия Перуном[321]. Но люди — поначалу в Фессалии, позднее в Греции — стали почитать его как бога-спасителя. В Эпидавре они воздвигли ему величайший из храмов, где врачи-жрецы, звавшиеся Асклепиадами, организовали санаторий, славившийся по всей Греции успешным лечением болезней. Эпидавр стал греческим Лурдом; сюда стекались паломники со всего средиземноморского мира, ища того, что Греция считала величайшим из благ, — здоровья. Они спали в храме, с надеждой соблюдали рекомендуемый режим и писали о своем выздоровлении, по их представлениям, чудесном, на каменных таблицах, что по-прежнему попадаются тут и там среди остатков священной рощи. Благодаря их пожертвованиям и подаркам Эпидавр построил театр, стадион, чьи сиденья и ворота все еще лежат в складках соседних холмов, и прелестный толос — округлое, обнесенное колоннадой строение, обломки которого, хранящиеся в небольшом музее, принадлежат к числу наиболее изысканно вырезанного мрамора в Греции. Сегодня такие пациенты отправляются на Тенос в Кикладах, где их исцеляют священники Греческой Церкви[322], как жрецы Асклепия лечили их предшественников два с половиной тысячелетия назад. Мрачный пик, где народ Эпидавра приносил жертвы Зевсу и Гере, ныне — священная гора святого Илии. Боги смертны, благочестие вечно.

Но не сровненными с землей развалинами Асклепиона сильней всего влечет Эпидавр исследователя. Местность эта поросла густым лесом, и мы не замечаем прекрасного театра — цели наших исканий, — пока поворот дороги не расстелит его перед нами на фоне горного склона внутри гигантского каменного конуса. В четвертом веке до нашей эры его построил Поликлет Младший, но даже сегодня он выглядит почти нетронутым временем. Когда путешественник стоит в центре орхестры, или площадки для танца — большого, вымощенного камнем круга, — и видит перед собой растущие ярусы четырнадцати тысяч сидений, спланированных так чудесно, что каждое место смотрит прямо на него, когда его взор следит за расходящимися проходами, которые стремительными прямыми линиями возносятся от сцены к деревьям горного склона, растущим над театром, когда он тихо обращается к друзьям на самых дальних, самых верхних местах, десятками метров выше, и обнаруживает, что они разбирают каждое его слово, — тогда его духовному зрению открывается Эпидавр в дни своего процветания, он видит радостные и свободные толпы, направляющиеся из святилища в город послушать Еврипида, и он ощущает — больше, чем когда-либо сможет выразить словами, — пульсирующую, пленэрную жизнь Древней Греции.

Глава 5 Афины

I. Беотия Гесиода

Восточнее Мегар дорога разветвляется, ведя на юг в Афины, на север — в Фивы. Дорога, поворачивающая на север, пролегает через горы и подводит путешественника к вершинам Киферона. Далеко на западе виднеется Парнас. Впереди, за меньшими вершинами, далеко внизу находится плодородная Беотийская равнина. У подножия горы лежат Платеи, где 100 000 греков разбили 300 000 персов. Чуть западнее расположены Левктры, где Эпаминонд одержал свою первую большую победу над спартанцами. Еще чуть западнее возвышается Геликон, обитель муз и «застенчивой Иппокрены» Китса — знаменитого источника, «Конского ключа», забившего, уверяют нас, когда, устремившись к небу, крылатый скакун Пегас ударил копытом о землю[323]. Прямо на севере находятся Феспии, вечно ссорящиеся с Фивами; совсем неподалеку — источник, в водах которого Нарцисс созерцал свое отражение — или, как гласило другое сказание, отражение умершей сестры, которую он любил[324].