Мой отец настоял на том, чтобы я вместе с матерью направился на время «акции» в пекарню, и поручил мне заботу о матери. Сам он весь период этих событий находился на одном из пунктов самообороны, передав управление пекарней, продолжающей выпекать хлеб, своему заместителю, мужу маминой сестры Абраму Калинскому. У мамы было фиктивное удостоверение работницы пекарни (рабочие предприятий гетто пользовались во время февральской «акции» ограниченной неприкосновенностью). У меня такого удостоверения не было, и поэтому мое пребывание в пекарне было нелегальным. Фашисты явились в пекарню в последний день «акции». Они приказали всем работникам, кроме Абрама Калинского, выйти из помещения и построиться на дворе. Они стали проверять служебные удостоверения. Удостоверение мамы проверку прошло. Когда очередь стала приближаться ко мне (я встал последним), я вышел из строя и подошел к немцу, сказав, что мое удостоверение взяли продлить и я пойду за заведующим, немец кивнул, и я зашел в складское помещение и спрятался за мешками с мукой. Я переждал некоторое время и, когда все утихло, вышел. Немцев уже не было, и я вздохнул. Ни маму, ни кого-либо другого не тронули.
За день или два до конца «акции» в пекарню пришел молодой еврейский полицейский по фамилии Кусевицкий (наш сосед с первого этажа дома на Ченстоховской, где мы жили в гетто) со своей невестой, красивой девушкой по фамилии Кан (она училась в старшем классе моей школы). Кусевицкий попросил Абрама Калинского разрешить ему оставить невесту в пекарне. Дядя разрешил, и мы спрятали девушку на чердаке. Она все время плакала и рассказывала страшную историю. Гитлеровцы схватили и погнали в колонне ее и мать Кусевицкого. Когда тот узнал об этом, он успел подбежать к старшему гитлеровцу и на правах полицейского попросил освободить обеих женщин. Подумав, немец сказал: «Nur eine!» («Только одну!») Просьбы и уговоры не возымели действия, каратель был неумолим. Тогда мать приказала сыну взять невесту: «Я уже пожила…» Поколебавшись, сын послушался матери и взял невесту.
Трудно дать обобщенную оценку февральской самообороне 1943 года. Думается, что это было только боевое крещение, первый опыт вооруженного сопротивления. Оно было рассредоточено по нескольким недостаточно связанным между собой очагам. Руководство подпольной организации не сумело поднять население на вооруженный отпор. Да и оружия было очень мало. В этой связи вспомнился еще один эпизод. В числе подпольщиков, с огромным трудом и риском вносящих оружие в гетто, были Толек Погорельский и два его товарища. Гитлеровцы каким-то образом узнали о деятельности Погорельского и вывесили объявление о награде в 5000 марок тому, кто скажет, где он находится. Через некоторое время награда была удвоена. Предателя не нашлось, а Погорельский в это время уже ушел в лес.
Несмотря на сравнительно незначительные в военном отношении результаты февральской самообороны, они отнюдь не умаляют героических усилий плохо вооруженных подпольщиков дать достойный отпор карателям. Большое количество расстрелянных людей на территории гетто (более 800 человек) и рассказы очевидцев свидетельствуют о том, что многие из них оказывали гитлеровцам активное или пассивное сопротивление.
Период после февраля 1943-го стал временем консолидации всех антифашистских сил в гетто. В подпольную организацию влились новые группы еврейской молодежи различной политической ориентации. В марте на улице Новый Свят прошло заседание руководства подпольной организации, в работе которого участвовали Иосиф Каве, Рива Войсковская, Даниель Мошкович, Вольф Волковыский, Марыля Ружицкая и другие. Были заслушаны сообщения о разных сторонах деятельности организации. Так, Волковыский доложил о наличии оружия, Марыля Ружицкая сообщила о связи с антифашистским подпольем за пределами гетто. Были конкретизированы функции ответственных за различные участки. Даниэлю Мошковичу была поручена военная подготовка подпольщиков, Вольфу Волковыскому — дальнейшая добыча оружия. Гриша Лунский отвечал за подпольную печать. Было принято решение из имеющихся и вновь создаваемых групп сформировать в лесу партизанский отряд «Форойс». Для объединения всех антифашистских сил в гетто было решено начать переговоры с так называемым вторым блоком, которым руководили Мордехай Тененбаум, Кустин и другие. Постепенно и рядовые члены этого блока, и его руководители убедились в необходимости единства с левым антифашистским блоком.