Жизнь и другие смертельные номера

– Нет, правда, – в ужасе продолжала она, – тебе нужно показаться специалисту. Прямо сегодня.

Я проследила за взглядом Джесс: там, где стоял кремовый секционный шкаф, теперь мотались клочки пыли.

– Возможно, – допустила я. И перевела взгляд на ее дневное одеяние. – Правда, я не ношу перьев в волосах на полном серьезе и не хожу с сумкой из шкуры ламы.

– Это страус. – Она фыркнула. – И я вообще-то тебе звонила. Извини за прошлый вечер, но вряд ли ты что-нибудь исправишь, если будешь избегать меня.

– А я не собираюсь ничего исправлять.

Теперь настал ее черед смотреть на меня скептически.

– Хотя теоретически в это трудно поверить, состояние твоей квартиры свидетельствует, что ты говоришь правду. Куда ты дела мебель?

– Меняю обстановку, – ответила я, не в силах сдержать улыбку.

– Либби, это нехорошо. Эта мебель много значила для Тома.

– Жаль, этого не скажешь о наших брачных обетах, – засмеялась я, но смех прозвучал невесело. – К тому же мы обе знаем, что это я заплатила за все, что здесь есть. Э-э, то есть, что здесь было. Так что могу поступать, как мне хочется.

– Не сомневаюсь.

– Том живет у вас? – спросила я.

– Да. Поживет немного. – Она огляделась, ища, куда бы присесть, но выбор был только между кофейным столиком – длинным стеклянным предметом, одновременно уродливым и неустойчивым, и полом. – Хочешь выйти покурить?

– Конечно.

Я еще не продала мебель из патио, так что мы уселись в плетеные кресла друг против друга, и Джесс закурила. Она много лет пытается бросить, в основном из-за того, что О’Рейли ненавидит запах табака, но все еще выкуривает несколько штук в день и считает, что окончательно бросит, когда забеременеет. Джесс откладывает беременность как только может, а ведь она на два года старше меня.

– Так значит, ты давно знала, – сказала я.

Она выпустила тонкую струйку дыма.

– Нет, я узнала только на прошлой неделе. Но подозрения у меня были.

Я вздрогнула. Значит, Джесс подозревала. Почему же я ничего не видела?

– Ох, Либби, не делай такое лицо, – сказала она, гася недокуренную сигарету в стеклянном блюдечке, которое я держала специально для нее. Она никогда не докуривала до конца, это ей казалось слишком простонародным, что ли. – Я же не видела, как он тайком крадется в гей-клуб.

– А что? Почему тогда? – спросила я. Я снова начинала плакать, это меня злило.

– Честно сказать, не знаю. Мне просто казалось… – она уставилась на золотистые арки, нависавшие над гаражом кондоминиума. – Мне всегда казалось, что он неравнодушен к Майклу, – сказала она, имея в виду О’Рейли.

– Правда? – спросила я, вытирая глаза тыльной стороной ладони.

– Мгм. – Она засмеялась. – Я как-то сказала об этом Майклу, и он решил, что у меня не все дома, потому я ничего подобного больше не говорила, но, думаю, он втайне со мной согласен. Он был потрясен, когда Том ему признался. То есть, если ты пребывала во мраке, то Майкл находился в пещере с работающим фонариком, который отказывался включать. Не хочу сказать, что он гомофоб, – быстро добавила она, вероятно, вспомнив о Поле.

– Я знаю, – заверила я ее. – И не сомневайся, я все понимаю. Тебе кажется, что знаешь человека…

– А потом оказывается, что вовсе нет. Что ничего подобного.

Я чуть не выболтала все. Какая-то часть меня хотела избавиться от этого ужаса, давившего на грудь, как наковальня. Но я не хотела, чтобы Джесс всем рассказала, а это значило попросить ее лечь под наковальню вместе со мной.

– Джесс, мы, конечно, должны остаться подругами, но я собираюсь уехать из Чикаго и думаю, что вернусь не скоро.

Джесс уже подносила спичку к следующей сигарете, но положила ее на стол и пересела ближе ко мне.

– Либби, я тебя люблю, но иногда ты меня беспокоишь.

– Интересно, почему все так говорят?

– Ну с какой стати ты вообразила, что география может помешать нашей дружбе? Мы с тобой дружим… сколько уже?

Я мысленно сосчитала.

– Двенадцать лет как минимум.

– Вот именно. – Она обняла меня, и я постаралась не напрячься: я уже говорила, что не в восторге, когда меня трогает кто-то, кроме Тома. – Знаешь, все это пройдет. В один прекрасный день ты проснешься и тебе вовсе не захочется заявляться к Тому на работу и валять там дурочку.

Я нахмурилась.

– Я не валяла дурочку. Я просто хотела сообщить ему, что наш брак официально расторгается.

– Да все, что хочешь, лишь бы помогло тебе это пережить, – сказала она шутливо и снова обняла меня за плечи. – Но послушай. Все начнет налаживаться. Я знаю.

– Очень мило, Джесс. – Я снова начала выдыхаться. – Хотелось бы в это верить.

После ухода Джесс я начала укладывать в коробки то, что осталось в квартире и в основном валялось кучами на полу (хотя спальня осталась нетронутой: я так и не заставила себя впустить туда кого-нибудь, к тому же мне нужно было где-то спать, пока я не улетела в Мексику). Кое-что я собиралась послать Полу. Остальное выбросить или раздать.