Жизнь и другие смертельные номера

Это меня успокоило. Если бы у него были здесь другие подружки, он не стал бы демонстрировать меня всему городу. К тому же он показал мне, где живет. Хотя это неважно, напомнила я себе: у нас есть две недели, чтобы изображать влюбленную парочку, а потом всему настанет конец.

Хосе придвинул к нам два высоких заиндевевших стакана. Каждый был наполнен ледяной смесью бледно-желтого, почти белого цвета. Напиток, сладкий, но легкий, привел в действие все рецепторы удовольствия в моем организме.

– Мне кажется, я влюбилась, – сообщила я, все еще глядя в стакан.

Шайлоу хихикнул.

– Я тоже тебя люблю.

Я лягнула его под столом.

– Не так быстро, крутой парень. Я все пытаюсь примирить твое роскошное тело со смертоубийственными наклонностями.

Он наклонился ко мне и прошептал:

– Сколько раз нужно повторить сегодняшний день, чтобы заставить тебя забыть о неприятности с самолетом?

Я широко улыбнулась и, к собственному удивлению, поцеловала его. Не в моих привычках выражать чувства на людях. С другой стороны, не в моих привычках также спать с первым встречным, при том что официально я замужем. И все же…

Допив «Пина коладу», мы с Шайлоу прошли еще несколько кварталов и оказались в ярко раскрашенном ресторане, где играл оркестр. Мы сели и заказали вино и паэлью. Когда официантка отошла, Шайлоу двинулся к танцполу.

– Пойдем?

– No puedo[30], – сказала я, подражая Милагрос во время нашего последнего урока.

– Si, tu puedes[31], – возразил он, поднимая меня со стула. Но остановился и взглянул на мой живот.

– Постой, а ты хорошо себя чувствуешь? Потому что если нет…

– Замечательное применение реверсивной психологии, доктор Веласкес.

– Я серьезно, Либби. Мы и так сегодня много двигались. Так что если ты не настроена, то не надо.

Но в данный момент раковая опухоль была ни при чем. Беда в том, что грации во мне примерно как в бизоне, ныряющем со скалы.

– Я не умею танцевать, – призналась я. – Как будто у меня четыре ноги, и все левые.

– Тебе повезло, потому что у всех пуэрториканцев от рождения есть правая нога, левая нога и танцевальные бедра. Я умел танцевать сальсу еще до того, как научился ходить. Я тебя научу.

Он проделал передо мной утрированный пируэт, и я засмеялась.

– Хорошо, только тебе придется вести.

– Не вопрос. – Он положил одну ладонь мне на поясницу, а другой взял меня за правую руку. – Сначала посмотри минуту на мои ноги. Потом подними голову и слушайся меня.

Я покраснела, когда он стал водить меня взад и вперед, снова и снова, пока движения моих нижних конечностей не начали напоминать танец.

– Не так плохо, – прокричал Шайлоу сквозь музыку.

– Для «гринги»! – ответила я; больше всего меня радовало, что я пока не отдавила ему пальцы.

– Вот именно. – Он засмеялся и снова закружил меня.

Музыка заиграла медленнее, и он привлек меня к себе.

– Что дальше, Либби? – тихо спросил он, почти касаясь щекой моей щеки.

Лучше всего сыграть дурочку, подумала я.

– После обеда? Ну, может быть, ляжем пораньше?

Он засмеялся.

– Это само собой. Но я имею в виду – после Пуэрто-Рико.

Он видел меня голой, со всеми моими складками и ямками при ярком свете дня. Он наблюдал мою истерику после нашего спасения на берегу, слышал, как я ревела белугой на крыльце. Но рассказывать ему, как я собираюсь провести последние месяцы жизни, – нет, это уже саморазоблачение на грани разумного. Я подавила желание спрятаться под ближайшим столиком.

– Хочу съездить к брату в Нью-Йорк, – безразличным голосом сказала я. – Послушай, может быть, вернемся за столик? Что-то пить хочется.

– Ну конечно, – сказал он, ведя меня через весь зал. Мы сели за столик, и я сразу же выпила целый стакан воды. Когда я наконец подняла голову, он улыбнулся и сказал:

– В Нью-Йорк, говоришь? Говорят, там есть очень хорошие больницы.

– Я об этом слышала, – ответила я, промокая губы уголком салфетки.

– Вот и я слышал, – он взял свой стакан вина.

Официант принес нам паэлью, и мы оба проявили к ее поглощению преувеличенный интерес, время от времени прерываясь на обсуждение животрепещущих тем, например, люблю ли я мидии и достаточно ли долго готовился рис.

Но…

Вернувшись в его квартиру, мы разделись, набросились друг на друга, как койоты на падаль, а потом лежали, переводя дыхание. Он посмотрел на меня и спросил:

– А тебе не приходило в голову, что твое время еще не пришло?

Я покосилась на него, у меня еще слегка кружилась голова после секса.

– С учетом того, что ты мне говорил о своем отношении к судьбе и року, не думаю, что ты всерьез в это веришь.

– Нет, – признал он. – Я верю в то, что мы ничего не можем знать. Но, думаю, нет ничего дурного в том, чтобы считать, что пока мы полностью не готовы к смерти, мы продолжаем жить. А ты не готова. И не убеждай меня в обратном, Либби.

Я завернулась в простыню и промолчала.

В тусклом освещении спальни его глаза казались почти черными.

– Черт возьми, Либби, борись за свою жизнь, – тихо произнес он. – По крайней мере, получи еще одно медицинское заключение.

Я крепко прижимала к себе простыню, вдавив кулаки в подмышки.