Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 3

 Как вздумано, так и сделано. Я, достав ножницы, ну его стричь, и голову и бороду, крест–накрест. Но сей бездельник вздумал еще со мною договариваться, чтоб я не брал его с собою в Шадск, что он туда отнюдь не хочет, а рад умереть в Дворянинове; однако было бы смешно, если бы я его послушал.

 Что касается до другого и досадного происшествия, то состояло оно в неумеренном, бесстыдном и бессовестном требовании хозяйки нашей за пребывание в доме ее нескольких часов.

 Требование ее было так велико, что она вздурила даже меня, каков я ни терпелив, и я не инако, как с превеликою досадою расстался с нею, заклявшись вперед не становиться на квартиры, не договорившись наперед о заплате за постой.

 Но досада сия была не одна в тот день. Ввечеру имел я опять новую: застигла нас ночь в степи и в безводном совсем месте. Сделалось вдруг так темно, что ни зги было не видно и мы принуждены были почти ощупью тащиться и спешить доехать до какой–нибудь деревни, где бы нам ночевать было можно; но никакая не попадалась нам на глаза.

 Мы спрашивали у всех, с кем ни встречались, далеко ли село; но сии ровно как сговорились увеличивать мою досаду и сказывали все разное. Один сказывал: верст с 8, а другой, с которым повстречались мы отехав еще несколько, сказал, что с 15 верст.

 — Тьфу, какая пропасть! — в досаде говорил я. — Чем бы уменьшаться, а вопреки тому все прибавляется!

 И поверите ли, человек двадцать мы спрашивали, и ни один не сказал правды.

 Наконец, вехали мы в какую–то реку и стали в пень, ибо за темнотою не видно было нигде въезда, и насилу–насилу, наконец, доехали мы до села Каменки и тут ночевали, дав в сей день лошадям своим добрый трезвон, и бедные принуждены были целых 50 верст бежать без отдыха. А сегодня, продолжая свой путь, опять имели приключение неприятное.

 Надобно нам было переезжать одну нарочитой величины реку по мосту, но мост таков был узок, что одно колесо коляски моей хорошенько с него сползло и коляска, повиснув набок, чуть было не полетела совсем в реку.

 Не могу изобразить, как настращал меня сей случай. До сего боялся я мостов, а теперь еще больше бояться их буду. Я, не вспомнив сам себя и выскочив без памяти, кричал, чтоб выпрягли скорее лошадей и перетаскивали коляску на себе чрез сей проклятый мост, и насилу–насилу мы перебрались через оный».

 16–го числа писал я следующее:

 «Выкормивши лошадей в епифановской своей деревне и запасшись курицами, овсом и всем нужным, спешили мы ехать далее. В тот же еще день добрались до города Епифани, но и в сей раз не обошлось без досадного происшествия.

 Зашаталась у нас вдруг одна из коренных лошадей в коляске и чуть было не упала совсем. Мы в прах перепугались и не знали, что делать, и ради неведомо как были, что она, отдохнув несколько минут, поправилась и нас кое–как довезла до Епифани.

 В сем степном городке хотелось было мне кое–что купить, но ничего не нашли, а с нуждою отыскали купить несколько меду и чесноку, который нужен нам был для лечения ящура у лошадей наших.

 Переночевавши в сем городе, поехали мы из него до света и очень рано. Но не успели выехать, как в темноте ошиблись дорогою и поскакали по Скопинской, и не прежде схватились и ошибку свою узнали, как отехав уже верст с восемь.

 По счастию, повстречался с нами один мужик и сей вразумил уже нас, что мы едем не туда и далеко сбились влево. Что было тогда делать?.. Принуждены были его нанимать, чтоб он провел уже нас кой–какими дорожками до села Богучалок, чрез которое нам ехать надлежало.

 Большое село сие сидит на реке Таболе, и я, приехав в него, не мог довольно налюбоваться красотою положения оного и всего места. Оно принадлежало князьям Прозоровским, имеет в себе господский дом, церковь, множество прудов и хорошие мосты.

 Однако мы тут не остановились, а доехали до села Молоденок, принадлежащего графам Разумовским, и тут, переправившись с трудом через речку по скверному мосту, кормили лошадей.

 Тут видел я одну, достойную замечания, вещицу: на хозяине были лапти, каких я никогда еще не видывал, сделанные не из лык, а из дерева. Выдумка сия мне полюбилась, и тем паче, что он носил их более года. Они сделаны были осиновые и головашка выдолблена с бока и дыра после заделана.

 Выехавши из села сего, нашел я на дороге две, примечания достойные, вещи: прекрасную и превеликой обширности дубовую рощу, молодую подчищенную, частую, прямую и столь прелестную, что я не мог ею довольно налюбоваться и ехал чрез нее с особым удовольствием. Она могла почесться сущей редкостью в степных тамошних местах и казалась быть сеяною. Во–вторых, наехали мы целое поле, засеянное коноплею, что было для нас также зрелищем необыкновенным.

 Ночевать приехали мы в село Змеево и уже в сумерки. Село сие было нарочито велико, принадлежит разным господам и имеет в себе хотя обширный, но наполненный столь скверною водою, пруд, что людям нашим, напившись оной, служила она сущим рвотным. Дурнота оной происходила более от того, что пруд сей запружен был одним навозом.