Жизнь и приключения Андрея Болотова, описанные самим им для своих потомков. Том 3

 Что принадлежит до дочерей моих, то старшая из них, Елисавета, была около сего времени изрядною девочкою и почти уже полуневестою. Весьма доброй ее характер и приятность самого наружного вида и ласковое ее со всеми обхождение сделало ее общею любимицею у всех наших сотоварищей. Все ее искренно любили и почитали, а мы всех больше, и нам доставляла она собою всегдашнее утешение. По выучке грамоте, занималась она наиболее уже своими женскими рукоделиями при матери; однако не оставлял и я с своей стороны обработывать младой ум ее и вперять в него обо всем, что можно было, нужные знания и понятия. Но обучать ее иностранным языкам нам не было способа, ибо в пансионе одной ей с мальчиками учиться не годилось, а держать для ее одной у себя какую–нибудь француженку или мадам не дозволял нам и достаток наш, да и как–то мы к тому не имели и дальней охоты и не располагались, а думали, что довольно, когда бы она хотя и одно русское, да порядочно знала, но была бы только не испорчена в своем нраве и поведении. Из сестер же ее, Настасья была уже также девочка изрядная, а мало–помалу подрастала за нею и младшая ее сестра, Ольга. Обе они учились тогда грамоте, и сею обязаны все мои дети своей бабушке, а моей теще. Труд сей обыкновенно принимала она сама на себя, и не уважала нимало обыкновенную скуку, с тем сопряженную. Обе они были уже такого возраста, что мы могли употреблять их с прочими при представлений наших балетов на театре. Что касается до самой меньшой моей дочери, Катерины, то сия занималась еще своею кормилицею и носима была еще на руках. Что касается до внешних моих обстоятельств и моего достатка, то как мы, несмотря на многое уже знакомство и частое приезжание к нам гостей, жили умеренно и вели себя, по пословице говоря, «ни шатко, ни валко, ни на сторону», то и оставалось у меня всякой год сколько–нибудь от обыкновенных моих доходов, а чрез то и маленькой мой капиталец увеличивался понемногу со дня на день, и у меня были уже кой–каком в долгах небольшие суммы и денег. Напротив того, деревнишки мои претерпевали много от моего от них отсутствия. Не имея возможности часто от своего отлучаться места и должности, не мог я за ними смотреть как надлежало и как бы мог живучи в оных, и потому принужден был предавать в них все течению натуры или обыкновенному порядку дел; а чрез то натурально они не только ни в чем не поправлялись, но во многом происходили в них от начальников над ними самые упущения. Но более всего озабочивало и беспокоило меня межеванье в тамбовской моей деревне, о котором присылаемые ко мне от времени до времени уведомления никак меня не радовали, а только огорчали; ибо писано было ко мне, что все наши ближние и дальние соседи сошли равно как с ума и при отводах своих так испортили все дело и столько наделали пакостей, что я не предусматривал никакого способа к поправлению того и к развязке узлов ими, по глупости их и к собственному своему вреду, а к пользе Пашкова, завязанных; и наверное полагал, что дело наше пойдет вдаль и долго решено не будет, что в самом деле по проискам и по интригам Пашкова после и исполнилось.

 Что принадлежит до дел по должности моей и до волостей относящихся, то было их в сие лето очень немного. Я упоминал уже выше сего, что грубое и дурное обращение со мною моего нового командира прохладило во мне прежнюю охоту к разным затеям и выдаваться на выдачку, почему и наблюдал и исполнял я только то, чего требовала от меня одна должность. А как, но счастию, и командир мой, за отлучкою моею в Петербург и долговременное свое там пребывание, во все течение сего года к нам не приезжал, то и были мы с стороны его нарочито спокойны, я была нам, так сказать, своя воля и мы могли без дальних забот жить так, как нам хотелось. Один только рекрутский набор, бывший в сию осень, причинил мне несколько хлопот, забот и затруднений.

 В начале декабря обрадованы мы были получением писем с Низу, от деда жены моей, Авраама Семеновича, и узнанием, что сей милый и любезный наш старичок все еще был жив. Он уведомлял нас о своем житье–бытье и о увеличивающейся с года на год его дряхлости, которая простиралась уже до того, что он с трудом подписывал в письме свое имя и одними уже почти начальными только литерами.

 Шестого числа сего месяца, то есть на Николин день, имел малютка сын мой превеликое для себя удовольствие оттого, что мог в сей день подарить судью нашего и моего друга, Алексея Андреяновича Албычева, своих уже трудов картинкою и такою, которая стояла уже поставленною быть за стекло. Как она была всеми хвалима, то сие радовало его неведомо как и побуждало от часу более успевать в сем искусстве, а я не менее был доволен, видя особенную его к тому охоту и способность, я с охотою продолжал обработывать в нем и самую сию склонность.