«Бирута» была старым, но еще крепким пароходом. Качало ее неимоверно. В Северном море она попала в шторм. Качка на Алексея не действовала, чем очень остался доволен боцман, так как Пеструхин с зеленым лицом и мутными глазами еле-еле двигался по палубе. Его тошнило.
— Море бьет. Никак не могу привыкнуть. Уйду, видит бог, уйду, — говорил он Чибисову.
За сутки до прихода в Лондон Василий Васильевич позвал Алексея в подшкиперскую:
— Кранцы можешь плести?
— Учили. Умею.
— А ну-ка, начни.
Алексей распустил трос, разделил его на стренди и спросил боцмана:
— Одним концом заделывать или многими?
— Как хочешь.
Алексей начал. Боцман поглядел на работу и остановил его:
— Хватит. Знаешь. Это нам пригодится.
Василий Васильевич закурил трубку и начал молча переставлять ведра в углу. Алексей хотел уйти, но Лобода сказал:
— Погоди, не торопись, парень. Завтра приходим в порт. Надо тебе все рассказать…
Боцман выглянул на палубу. Там никого не было. Пароход, переваливаясь с борта на борт, шел, временами зарываясь носом в волны. Тогда потоки воды широкой рекой бежали к надстройке. Вряд ли кому-нибудь придет шальная мысль гулять в такую погоду.
— Так вот… — проговорил Лобода, поворачиваясь к Алексею. — Надо, чтобы ты пошел по адресу, когда Пеструхин будет на вахте, иначе он к тебе обязательно привяжется. Один он на берег ходить не любит. Отделаться от него трудно. Будешь отказываться — вызовешь подозрения… Ты должен принести на борт чемодан…
— А он что, Пеструхин, продажный? Осведомитель?
— Как будто бы нет. Болтун и мелкий контрабандист. В общем, ненадежный человек. Не дай бог, если что-нибудь узнает.
— А как же, если я вернусь с чемоданом, а он на вахте? Заметит.
— Я за этим сам послежу. Отправлю его в форпик на полчаса — не вылезет. В десять вечера: на судне все спят, динамо останавливают, горит только керосиновый фонарь у трапа, в порту темно. Это время самое удобное. Ну, а если все-таки кто-нибудь встретится, то чемодан большого удивления не вызовет. Все понемногу контрабандишку возят. Но лучше избежать всяких встреч и вопросов.
— Понятно.
— Значит, так. Вечером сойдешь на берег. Погуляешь. К девяти часам будешь на Виктория-стрит, восемнадцать. Позвонишь. Скажешь, что пришел от Кочеткова. Получишь чемодан, садись на извозчика, ну, фиакр по-ихнему, и до проходной. Дашь шиллинг полисмену в воротах за то, что он тебе калитку отопрет, и к судну. Тут надо ухо востро держать. Постой где-нибудь в тени, пока меня не увидишь. Я тебе махну кепкой. Тогда быстро на пароход и ставь чемодан в подшкиперскую. Она будет открыта. Запомнил адрес? Виктория-стрит, восемнадцать, это недалеко от нашего места стоянки. Возьми деньги…
Боцман порылся в кармане, достал несколько серебряных монет.
— На извозчика и полисмену, — сказал он, протягивая их Алексею. — Теперь… Если каким-нибудь образом попадешься нашим офицерам или капитану, то будешь говорить так: какой-то человек в Лондоне попросил тебя за деньги доставить чемодан в Ригу. За ним там должны прийти и заплатить тебе еще. Что в чемодане, ты не знаешь. Он закрыт на ключ, а его тебе не дали. В общем, ты виноват, хотел заработать. Подробности придумай. Тебе, конечно, не поверят, но ты стой на своем. Может быть, в Риге в полицию сдадут и бить будут… Ты от своего не отступай. Это я все говорю тебе на всякий худой случай. Его не должно быть. Не впервой…
Алексей слушал боцмана внешне спокойно, но внутри у него все дрожало от радости. Вот оно, настоящее дело, о котором он мечтал. Опасное, требующее смекалки, осторожности и смелости. Он все сделает. Лобода и Кирзнер останутся довольны. Его ничто не пугает.
— Ты не беспокойся, Алеша, все будет хорошо, — взглянув на Алексея и неправильно поняв его состояние, мягко сказал боцман. — Наше дело требует риска. Без него не обойтись.
— Я знаю, Василий Васильевич.
— Ну, тогда добре. Пока на этом все. Завтра придем, я Петьку в вечернюю вахту поставлю, а ты сразу на берег мотай…
Утром «Бирута» вошла в устье Темзы и, приняв лоцмана, пошла вверх. Алексей с интересом наблюдал за жизнью реки, о которой много читал и слышал. Навстречу шли десятки судов, паровых и парусных, многие перегоняли тихоходную «Бируту», проходили совсем рядом, и тогда Алексей слышал речь на незнакомых языках. По обоим берегам стояли сотни барж, дымили трубы заводов и фабрик, сновали прогулочные яхты. Темза не понравилась Алексею. Все здесь было серым, грязным, скучным. И небо, и нескончаемо тянущиеся по берегу строения, и желтые, мутные воды реки… Именно такой он и представлял себе Темзу.
После нескольких часов хода к «Бируте» подошел маленький буксирчик, принял с нее стальной конец и через неширокий шлюз затащил в закрытый бассейн, носящий название «Сэрри-док». Так сказал боцман.
Вечером, после окончания рабочего дня, помывшись и надев костюм, Алексей собрался на берег. Моросил дождь, хмурые тучи висели над городом, но было тихо и тепло. Недовольный Пеструхин, завернувшись в непромокаемый плащ, уже встал на вахту и топтался у трапа. Увидя проходящего Алексея, он заныл: