Жизнь и приключения русского Джеймса Бонда

Фраза эта приводится по многих источниках. Но там почему-то не поясняется, что М.А. Назимов был принят в Северное тайное общество полковником Тарутинского полка М.М. Нарышкиным и очень скоро стал там одним из наиболее радикальных и авторитетных деятелей. Да, конечно, это дело совести. Но Александр Иванович тоже имел полное право на подобный вопрос, потому что он искренне полагал, что офицер, присягавший государю императору по меньшей мере не должен расшатывать трон под ним. Такие действия он считал изменой Родине и присяге. А Назимов заявил следственной комиссии, что принял в члены общества одного человека. Сам Николай I, лично знавший Назимова, уговаривал его отказаться от показаний, но молодой офицер на это не согласился. И тогда оскорбленный царь затаил злобу против Назимова и не простил ему его упрямства. В результате Назимов был лишен чинов, орденов, дворянства и приговорен к ссылке в Верхнеколымск.

Многие очевидцы отмечают, что Чернышев был «главный труженик в комиссии». И, вероятно, от утомления или от нетерпения, он иногда «забывался в своих замашках, выходках и угрозах», так что Павел Христофорович Граббе, бывший декабристом, но уклонившийся от активного участия в заговоре 14 декабря 1825 года, был даже вынужден сказать ему об этом, за что по оправдании судом он был оставлен в Динаминдской крепости под арестом на четыре месяца — «за дерзкие ответы, данные комиссии».

При очных ставках обвиняемых вызывали сперва поодиночке, и когда показания их различались, то их сводили вместе для очной ставки. Когда Чернышев прочитал показания Граббе, он спросил его: не упустил ли он чего или не забыл ли какого важного обстоятельства? После отрицательного ответа его повели в другую комнату и призвали обличителя, который также остался при высказанном своем мнении. Тогда снова привели Граббе, и Чернышев, крутя то ус, то жгут аксельбанта, с улыбкою спросил:

— Что вы теперь, полковник, на это скажете?

Граббе с негодованием ответил ему:

— Ваше Превосходительство, вы не имеете права мне так говорить: я под судом, но я не осужден, и вам повторяю, что я показал правду и не переменю ни единого слова из моих показаний.

Обличитель опомнился и сознался в своей ошибке. Чернышев побледнел и в тот же вечер пожаловался государю на дерзость арестованного полковника.

В результате П.Х. Граббе был наказан четырехмесячным сидением в крепости, и его выпустили только 19 июля 1826 года.

Следует ли считать правдивыми рассказы декабристов-мемуаристов, которые можно продолжать до бесконечности? Объективными — точно нет.

Да, заседая в комиссии, которой было поручено произвести следствие о декабрьском возмущении, Чернышев проявил себя строгим судьей, чем, конечно, снискал к себе большое расположение молодого государя, благосклонность которого он потом никогда не терял, несмотря на происки и интриги, которые очень часто всплывали наружу.

Да, вся эта история побудила некоторых историков (особенно советских) рисовать фигуру Чернышева черными красками. Не будем спорить с этими историками, тем более что сама по себе история частенько предоставляет историкам такие возможности, такие закрученные сюжеты, что никому из писателей в жанре исторической фантастики и не снились!

Декабристы, среди которых были многие друзья и родственники Чернышева, вспоминали, что он вел допросы с пристрастием, стремясь «дожать» подследственных. Их он презирал, и он был одним из самых решительных сторонников сурового наказания виновных: он привык уничтожать тех, кого считал врагами Отечества и престола.

Согласимся, это тоже «une affaire de conscience» (дело совести).

Интересно отметить, что незадолго до казни П.И. Пестель написал своим родителям: «Настоящая моя история заключается в двух словах: я страстно любил мое Отечество, я желал его счастия с энтузиазмом, я искал этого счастия в замыслах, которые побудили меня нарушить мое призвание и ввергли меня в ту бездну, где нахожусь теперь».

Но этот путь он выбрал для себе сам. А Чернышев выбрал свой путь. И они находились по разную сторону баррикады.

Чернышев присутствовал на казни пяти приговоренных декабристов. При этом нашлись «сочинители» (например, Н.Р. Цебриков), которые утверждали, что Чернышев якобы «показал необыкновенную ревность на экзекуции». Исследователь данного вопроса В.В. Кочеткова по этому поводу пишет: «Заметим, сами на ней не бывшие. Для поборников справедливости было достаточно и того, что про это говорили. Благодаря данной оговорке мы, по крайней мере, в курсе, что все эти «свидетельства» записаны с чужих слов».