«Я садился в поезд „Москва-Петербург“, как каждую неделю делаю, когда мне позвонили из группы „Связного“, и сказали, что ребята в гостиницу не приехали, что в горах вроде лавина сошла, и путь перегородили. Я им говорю, что, мол, выясняйте, что и как, но никаких предчувствий в голове у меня не возникло, я подумал, что случилась какая-то обычная задержка. А утром стало ясно, что беда. Хотя и не до конца все было понятно. Сел в самолет, полетели туда с Кириллом Ануфриевым. Надеялись, конечно. Хотя я уже понимал, что надежды, в общем, нет, разве что чудо – да, могло быть чудо. Ну а я что мог? Страшное было время. Я встретился с людьми из „Центроспаса“, отряда МЧС из Москвы, они старались информацию смягчить, мне стали объяснять, чтобы было понятно, как шел ледник, оттуда – сюда, шел со скоростью, назвали 140 км в час, я автоматически сосчитал, поправил их – 180. Они говорят: ну да. И я в тот момент все понял, и подумал только, успели ли они повернуться, заметили ли ледник. Хотелось, чтобы не успели, чтобы без ужаса ушли, вот только это.
Прилетел Бодров-отец. Мы пытались предпринять все, что можно. Действовали так, как будто шансы есть. Была история с тоннелем, надеялись, что, быть может, кто-то сумел укрыться там. Шойгу прилетел, мы с Бодровым с ним поговорили. Шойгу отвечал коротко, тактично и совершенно однозначно, сказал буквально несколько фраз, но стало ясно, что – все. Потом месяца полтора мы разрабатывали тему тоннеля. Осетия горевала, осетины считали себя ответственными за то, что это произошло на их земле. Надо было делать что-то, мы и делали. Искали аммонал, технику нам давали. Так случалось почему-то, что именно в пятницу вечером, когда никто уже не работает, появлялась очередная новость, в связи с которой надо срочно достать, например, десять тонн аммонала. И ведь всем в этот момент кажется, что вот сейчас пробьемся, поэтому аммонал нужен срочно, если кто-то еще жив, то каждый час на счету. Все помогали, взрывчатку искали, кто мог. Звонил я и Эрнсту, и Лесину, и Володе Григорьеву, все были очень отзывчивы, все все понимали, никто не отказывал. Потом возникла идея, что могут помочь спутниковые фотографии этого места, до и после. Лесин к Путину обратился, Путин к Иванову, он министром обороны был, дальше в службу внешней разведки. И вот мне наконец звонят, и первый вопрос такой: „Откуда у вас сведения, что у нас есть эти фотографии?“ – ледяным голосом. А нам помогал один генерал-майор, он сам позвонил, предложил помощь, фамилию вот до сих пор боюсь называть, чтобы не навредить. Он мысль эту подал и топографическими картами снабдил. Конечно, я боялся его подвести, поэтому что-то невнятно ответил. Тем не менее нам эти снимки дали, но оказалось, что спутников было мало, летали они редко, один снимок был сделан спустя десять дней после схода лавины, и то место было в тени, так что снимок оказался не очень хорошего качества, и нам не помог.
Как всегда в таких ситуациях, конечно, находились люди, которые хотели помочь. Сережа был важный для страны человек, и всех это событие потрясло. Понятно, что реакция на его гибель была острая. Но и вся группа была на редкость хороша. По-разному бывает, но в этом случае люди были отличные. Были там и взрослые, опытные, но часть – совсем молодые, которых Сережа нашел. Золотая команда.
Надо сказать, что и страховая компания, наплевав на многие формальности, все выплаты произвела быстро. Ребята же официально не считались погибшими, они были без вести пропавшие, тела не нашли, и с этим тоже были связаны сложности».
Первые дни Сельянов жил во Владикавказе. Корреспондент «Московского комсомольца» оставила воспоминания о первом страшном дне, написав в своей заметке: «Я нашла группу в зале ресторана, когда те собирались ужинать. Казалось странным, что десять человек могут сидеть в такой тишине. Рядом с продюсером Сергеем Сельяновым была мама главного оператора-постановщика Данилы Гуревича. А напротив – Саша Карташов, брат художника Владимира Карташова. – Мы отговариваем родственников приезжать сюда, говорим, что пока не надо, но как запретить? – спрашивает меня продюсер Сергей Сельянов. – Я разговаривал с женой Сергея Бодрова, мы пока решили, что она будет в Москве. Она кормит новорожденного. Сергей Михайлович говорит с огромными паузами. Сегодня во Владикавказ приехали родители Сергея Бодрова-младшего. Накануне Сергей Бодров-старший срочно вернулся из Америки и сразу же вылетел на Кавказ. Сельянов с Бодровыми собираются взять машину и поехать в Кармадонское ущелье, туда, где работала группа и где сейчас лежит лед глубиной 150 метров».
Надежда на чудо все же была, поэтому спасатели работали до последнего. Только в мае 2003 года Сергей Шойгу принял решение о прекращении дальнейших погружений и завершении всех работ, которые продолжались на месте трагедии почти восемь месяцев. Но добровольцы продолжали копать, искать туннель, а МЧС Северной Осетии обеспечивало их безопасность.