Жизнь и приключения Сергея Сельянова и его киностудии «СТВ», рассказанные им самим (с иллюстрациями)

«В „Кочегаре“ Алексей Балабанов достиг невиданной простоты и невиданного совершенства», – писал Олег Зинцов в газете «Ведомости», а Андрей Плахов в «Коммерсанте» защищал режиссера от недоброжелателей, утверждая: в нем «ощутима железная хватка Балабанова. Попробуйте-ка выстроить такую жесткую, намертво скрепляющую фильм систему оппозиций: огонь – снег, взрослые – дети, мужчины – женщины», а также отмечал легкость и мастерство стиля: «Поразительно еще и то, что фильм снят исключительно элегантно, с тем самым циничным юмором, который, видно, недоступен пониманию западных фестивальных отборщиков, а может, и самому Тарантино. Картина, включая моментальные, безболезненные и почти бескровные убийства, легко и непринужденно катится под милейший музон гитариста Дидюли». Ну и я в газете «Время новостей» писала тогда о «Кочегаре», «который притворяется таким почти документальным, просто и дешево снятым кино, а на самом деле – эстетская и очень насыщенная художественная форма. ‹…› Сейчас все стонут от качества сценариев – и точно, так плохо, кажется, сценарии еще никогда не писали. Но в „Кочегаре“ сценарий совсем незатейливый, даже и простоватый, как тот самый рассказ, что одним пальцем набирает на старой печатной машинке в своей кочегарке Якут. А вот фильм совсем не простой, и разворачивается он вроде бы и совершенно мимо всякого сюжета, во всяком случае, того, который можно пересказать словами. Попросту дело в том, что „Кочегар“ в первую очередь – кино».

Критика так полюбила этот фильм, что «Кочегар» получил «Белого слона» – премию кинокритики и кинопрессы в четырех номинациях: «Лучший фильм», «Лучшая режиссура», «Лучшая музыка» (Валерий Дидюля) и «Лучшая работа художника» (Анастасия Каримулина). К сожалению, приз критики никак не конвертировался в прибыль для студии.

Последний фильм «Я тоже хочу» снимали, как и «Кочерага», совсем не рассчитывая на кассу, на успех в кинотеатрах, заранее зная, что работают на вечность. «Понятно, что никакого кассового успеха не могло быть, – говорит Сельянов, – фильмы Балабанова после „Брата“ не делали сборов. Но вот на канале „Рен-ТВ“ некоторое время назад показывали фильмы Балабанова, была дата – 20 лет фильма „Брат“, и как раз очередная годовщина смерти, и вот что удивительно, у „Кочегара“, и чего-то еще, кажется, „Мне не больно“, доля была в два раза выше, чем у „Брата“ и „Брата-2“».

«Считается, что авторское кино не справилось с задачей быть нужными обществу, – считает Сельянов сегодня. – Режиссеры-авторы проиграли. Но это сейчас. А завтра может случиться что-то, и все поменяется. Советские и постсоветские режиссеры работали на противоходе, на эстетическом и идеологическом противостоянии, режиссер – реактивная профессия. Им нравится делать наперекор, но сейчас возникает вопрос: а наперекор чему? Вроде нечему противостоять. Трудно, когда обществу кино не нужно, фильмы есть, но людям они не нужны, ни за деньги в кинотеатрах, ни бесплатно. Но завтра может появиться гений, и пробьет это равнодушие, и окажется, что снова нужно. Я не люблю об этом рассуждать, бессмысленно сотрясать воздух».

Все об этом вспоминают, когда заходит речь о смерти Алексея Балабанова, вспомнила и я. Леша умер 18 мая 2013 года, а накануне у него взяла интервью корреспондент «Вечерней Москвы», так что публикация появилась в сам день смерти. Разговор шел о разном, но среди прочего Балабанов там говорил: «Скорее всего, больше не будет фильмов Алексея Балабанова. Почему-то у меня такое предчувствие».

Так оно и случилось. А через некоторое время, на сороковой день после смерти, обрушилась колокольня Запогостской церкви, которую снимали в фильме «Я тоже хочу» как Колокольню счастья. Ну и я спросила Сельянова, что он об этом думает, видит ли в этом мистический знак, или считает случайностью. Он ответил: «Если бы это было связано с кем-то другим, то, наверное, так бы не рассматривал, но это произошло с Лешей – и, да, я считаю, что неслучайно. Еще и потому что колокольня стояла в воде, посреди реки, и не только мы обращали внимание на этот знак особого безвременья, с которым связана наша внутренняя история. Это добавляет уверенности, что обрушилась она не просто так. Наличие иррационального в нашей жизни бесспорно. И оно всегда проявляется».

Еще я спросила Сельянова, когда он понял, что Балабанов – гений, и получила очень типичный ответ: «Он очень близкий был мне человек, и это странно жить рядом и считать, что он гений, это не человеческая дефиниция и в мою систему координат не вписывается. Ну а то, что он выдающийся режиссер, я понял после фильма „Счастливые дни“, я чувствовал, что он рожден, чтобы делать кино. Но с другой стороны, это ведь всего-навсего кино, от него не зависит существование мира, кино не может никого оживить. Но это наше все».

Глава шестнадцатая. 2008: Перелом

«Я дебютантов люблю, но мне их не жалко»