Жизнь и шахматы. Моя автобиография

И никакие мои заверения в том, что знать я не знаю этих гостей, не помогли. Отель снял с меня семьсот долларов. А еще несколько сотен снял автосервис за ремонт автомобиля, который брал в аренду тоже совершенно не знакомый мне человек. В общем, претензий к Федерации у меня накопилось предостаточно, и в компенсации морального ущерба я был заинтересован даже больше, чем в выплате материальной неустойки. А ситуация с отелем навсегда отучила меня от предоставления на стойке регистрации своей кредитной карты. Теперь я предпочитаю оставлять им запас наличных, которые не разглашают сведений о моих счетах.

После признания председателя всем стало ясно, что дело так или иначе разрешится в мою пользу, и противоборствующая сторона сама предложила поговорить о заключении мирового соглашения. Интересно, что на это заключительное заседание мы с Кирсаном летели из Москвы в одном самолете и чуть ли не рядом. Тогда его важный и заносчивый вид свидетельствовал о боевом настрое этой птицы высокого полета. Еще бы: член Совета Федерации, член Комитета по международным делам, встречать которого к трапу самолета приезжает посол. Но заседание суда поколебало самоуверенность Илюмжинова, пришлось признать поражение и попытаться хотя бы свести потери к минимальным.

ФИДЕ предложила мне компенсацию в сто тысяч евро и согласилась оплатить все судебные расходы. Мы договорились, но договор не принес мне желаемого удовлетворения. Основной целью я видел признание судом противоправных действий Федерации, но этого признания, к сожалению, не случилось. Суд, однако, оказался для меня полезным тем, что научил никогда не иметь значительных финансовых дел с друзьями. Это, конечно, совсем не новое умозаключение, но, как правило, каждый приходит к нему на собственном опыте, предпочитая не слушать мудрых советов и поговорок. Но вдруг кто-то послушает меня и не станет нанимать в адвокаты друзей…

После суда я получил счет от компании Бродбека за оказанные услуги. Сумма говорила о том, что Албан работал над моим делом по два часа в день, шесть дней в неделю все десять месяцев. Если учесть, что половину этого срока не происходило вообще никаких движений, а вся работа заключалась в составлении искового заявления и присутствии на заседаниях, то я, мягко говоря, удивился. Конечно, потребовал у друга объяснений. Ему, очевидно, не хотелось сразу признавать завышенные аппетиты своего секретариата, и на встречу со мной он привез полный багажник дел Спортивного арбитража и объявил, что все эти дела подробно изучались в его бюро до подачи моего иска. Я позволил себе усомниться:

– Албан, ты хочешь сказать, что прочитал все эти бумаги? Не смеши меня!

– Ну, может быть, не все, но достаточное количество.

– Слушай, зачем ты предложил мне согласиться на мировую, если в итоге твой гонорар превышает полученную мной компенсацию?

Тут мой друг улыбнулся. К счастью, в нашей с ним ситуации отношения оказались важнее денег, но ведь могло быть и по-другому.

– Ладно, – произнес Албан, махнув рукой, – не бери в глову, напутали что-то в офисе. Заплати мне, сколько считаешь нужным, и дело с концом.

Надеюсь, что полученная сумма Бродбека удовлетворила. Во всяком случае, больше ни один из нас никогда даже вскользь не упоминал об инциденте, и я бы хотел, чтобы никакие финансовые вопросы больше никогда не вмешивались в мои отношения с добрыми друзьями.

А что касается Кирсана, я очень долго не мог в душе примириться с его поступками. Мне казалась невозможной, непонятной, несправедливой и даже вероломной такая неблагодарность. Обычно люди отвечают добром на добро, а если и не отвечают, то хотя бы не вредят. Помню, однажды поделился своими переживаниями с хорошим другом и многолетним соседом по даче – актером Василиевым Ливановым, который не нашел в поведении Илюмжинова ничего странного.

– Вспомни историю, – посоветовал он мне. – От кого в первую очередь избавлялись все азиатские правители, пришедшие к власти? От тех, кто помог им подняться. От своих ближайших соратников. Ни в коем случае не хочу обвинить в подлости всех представителей монголоидной расы. Но из песни слов не выкинешь. Что было, то было. Возможно, то, что тебе кажется неприемлемым, для Илюмжинова – в порядке вещей.

Думаю, Ливанов не ошибся в своих предположениях. Кирсан не только не чувствует за собой какой-либо вины, но и ведет себя при встречах так, будто наши отношения никогда ничем не омрачались. Я отношу себя к довольно спокойным людям, для которых худой мир всегда будет лучше доброй ссоры, поэтому всегда отвечу приветствием на приветствие и пожму протянутую руку. Да и, честно говоря, к моменту столкновений с Илюмжиновым я успел нарастить такой панцирь в конфликтах с Корчным, Грамовым, Яковлевым и другими «любящими меня» людьми, что задеть меня по-настоящему глубоко было довольно сложно. А когда внутри тебя застывает броня, сохранять хорошую мину при плохой игре совсем не сложно.