Вернувшись в студию в последние пару дней декабря, Джими нашел новый путь в музыкальном эскизе, который он назвал
Другой трек, который Джими записал в Olympic, был почти бальзамом для души Чеса – этакий двухминутный поп-рев с гитарами и байкерским припевом, на котором специализировались The Animals, –
Это было красиво – эффектно – и коротко. Звездная рок-песня, записанная оригинальным трио – и определенно, возможный хит.
В тот вечер Чес вернулся домой чертовски счастливым. Чес не обратил внимания на текст Джими о какой-то мимолетной страсти со «следами шин» на ее спине – шрамами от других любовников? Следы от иголок? О каких грехах большого города мы говорим?[19]Потом Джими возвращается в тур. Швеция, Дания, снова Швеция, Лондон в середине января, еще три долгих ночи в студии, Чес курит одну за другой за столом, потом одна ночь в Париже, где Эрик и The Animals приводят в восторг публику. На следующий день он вылетел обратно в Нью-Йорк, готовый к двухмесячному турне по США. Джими сделал его от побережья до побережья, дав шестьдесят восемь концертов за шестьдесят пять дней. Даже в так называемые свободные вечера Джими ходил по клубам, тусуясь с девицами на одну ночь, на один час, с дилерами и их друзьями. Джими выигрывает премию «Великие огненные шары» журнала Rolling Stone. Джими получает награду «Лучший музыкант мира» от журнала Disc and Music Echo в Лондоне, о чем ему рассказывают непосредственно перед выходом на сцену в Will Rogers Auditorium в Форт-Уэрте, штат Техас, – ему напоминают, что такое Disc and Music Echo. Джими, вернувшись на сцену в Нью-Йорке двумя ночами позже, джемил с чуваками из Electric Flag, Майком Блумфилдом и Бадди Майлзом, и парой английских котов из Soft Machine. Там были The Tremeloes. The Tremeloes, ты, блядь, представляешь!
В конце апреля, когда он готов снова начать запись – на этот раз в недавно открытой студии Record Plant, – Джими находится в новом измерении. Джими освобождается за работой в студии с ее возмутительным диапазоном огромных колонок Tannoy, подвешенных на цепях к потолку, издающих звуки громче, чем все, что кто-либо когда-либо слышал даже на сцене. Джими начинает по-настоящему летать.
«Там есть некоторые очень личные вещи», – цитирует пресса слова Джими о
«Думаю, что каждый может понять чувство, когда вы путешествуете, но, независимо от адреса, нет места, которое вы можете назвать домом, – продолжает он. – Ощущение человека в маленьком старом доме посреди пустыни, где он зажигает ночник… Вы не думайте, что все творчество было личным, но это – да».
Чес: «Ебаный клавесин! Зачем тебе, блядь, клавесин?»
Студия была переполнена людьми, людьми Джими. Ноэль жалуется, что ему некуда сесть. «Да, но кто ты такой, старик?» – спрашивает один заметно обкуренный чувак.
«Я, блядь, басист», – хмурится Ноэль. Но все равно никто не шевелится.
Какая-то цыпочка в парике: «Я отсосала у него в такси».
Какая-то голова с бородой и в бусах: «Я занимаюсь только крутой херней».
«И Джими любит громко…»