Только в 1894 году ученые Китасато и Ерсин независимо один от другого открыли возбудителя чумы — бациллу, известную в наше время как Pasteurella pestis.
Несколько позднее было установлено, что ее переносчиками являются блохи. И хотя проблема борьбы с опасностью еще не была решена, эти открытия создали предпосылки для ее решения. В Европе чума была в целом побеждена. В других частях света она продолжала удерживать свои позиции, и на картах противочумной службы Всемирной организации здравоохранения оставалось достаточно мест, находящихся под угрозой Р. pestis. Подстерегала она и там, где ее совсем не ждали. Когда на Памире и Тянь-Шане были обнаружены зараженные чумой сурки, это удивило и насторожило. Вполне закономерно встал вопрос: как же обстоит дело с сурками в Гиндукуше? Вот почему главные мои усилия направлены на поимку сурка. Однако если я и поймаю сурка, то не смогу сразу же определить, заражен ли он чумой: для этого у нас нет необходимого оборудования. Нужно попытаться Обнаружить паразитов, главным образом блох, определенные виды которых переносят бациллу чумы. Тогда я получу доказательство того, что опасность чумы существует и здесь, в афганском Гиндукуше.Обо всем этом мы думали еще в Праге, когда перед отъездом делали противочумную прививку. Но сейчас в окружении сверкающих ледников, символизирующих чистоту девственной природы, мысль о чуме кажется абсурдной. Она живет больше в подсознании, а движущей силой в розыске сурков является скорее профессиональный интерес зоолога и инстинкт охотника.
Еще не встретив сурка, я точно знаю, как он будет выглядеть; знаю, каковы его величина и окраска, какой длины его хвост, какие размеры черепа. Мне не нужна его визитная карточка, так как имя его мне тоже хорошо известно — Marmota caudata,
что значит «сурок длиннохвостый». Мне останется только определить по размерам зверька, относится он к подвиду Marmota caudata caudata или к М. caudata аигеа, то есть будет ли он ближе к памирским и тянь-шаньским суркам или к известным мне лучше обитателям гор Северо-Западной Индии.Поиски в долине Ишмурх не приносят результатов. Методично и тщательно, не пропуская ни одного уголка, где могли бы прятаться сурки, обследую я морены, конусы осыпей у подножия размытых потоками боковых склонов и обширные поля обломочного материала. Зеленых пятен растительности, где можно было бы предположить присутствие сурков, здесь мало, и ни одно из них не соответствует описанию подобных мест их обитания на Памире. Видимо, именно в этом главная причина моих неудач. Вот если бы была возможность пролететь над долиной и обозреть ее с птичьего полета! Иметь бы крылья орла, которого несколько раз я наблюдал издали, или хотя бы ворона, привыкшего навещать базовый лагерь и будить нас своим карканьем. Как бы то ни было, но нор я не обнаружил и сурка не увидел. Но наконец я его… услышал!
В тот раз я не собирался искать сурков. Взяв мелкокалиберную винтовку, я отправился на осыпь под желобом в скальном склоне, к востоку от базового лагеря. Однажды мне посчастливилось в этом месте добыть пищуху, и я хотел попытаться добыть еще. Долго и тщетно жду, спрятавшись между камнями. Несколько раз мое внимание привлекает горихвостка (Phoenicurus),
ее мелькание между камнями скорее напоминает перебежки четвероногого, чем полет птицы. И ничего более. Всюду мертвое спокойствие, лишь врем я от времени прогрохочет где-то падающий камень. Я решаю, что дольше ждать нечего, и начинаю осторожно, чтобы не вызвать падения камней, спускаться по осыпи, посматривая вверх над собой. Нигде ничего, лишь внизу бурлит ледниковый ручей. И вдруг над моей головой раздается резкий звук. Протяжный свист завершается замысловатой трелью. Первое впечатление, что это голос какой-то хищной птицы. Но ни в воздухе, ни на скалах никого не видно. Пищухи мгновенно забыты. Вскидываю винтовку на плечо и быстро карабкаюсь вверх по желобу. Примерно в 50–70 метрах выше, слева от себя, наталкиваюсь на небольшие травянистые карнизы и в них вижу несколько нор, не оставляющих сомнения в том, кем они вырыты. Свист, который я принял за голос птицы, принадлежал сурку. Видимо, это какой-то изгнанник или отшельник. Что вынудило его поселиться здесь, на верхнем пределе возможной зоны обитания, и пренебречь лучшими во всех отношениях местами ниже по долине? Но факт тот, что он здесь, в этом нет никаких сомнений. Расстояние между нами все сокращается — сначала до двух метров, потом остаются какие-то десятки сантиметров. Он притаился где-то за поворотом своей норки и настороженно следит за тем, как я исследую несколько входов в его жилище. Наклонившись, я внимательно рассматриваю каждый камешек. Обследую все досконально, мобилизуя даже обоняние, и убеждаюсь полностью: наконец-то есть реальная надежда на удачный отлов!