Жизнь и смерть на вершинах мира

Просыпаюсь рано, еще затемно, чтобы с рассветом быть уже на посту с ружьем. При свете карманного фонарика растапливаю в «сенях» палатки лед и готовлю чай. Добавляю таким образом немного тепла, за ночь выдутого ледяным ветром. Кто не пробовал сам этого делать, тот не поверит, как много нужно времени, чтобы в мороз приготовить чай из льда на небольшом примусе. Наконец все готово, и я на несколько минут покидаю палатку.

Уже рассвело, так что, возвращаясь к палатке, я могу разглядеть перед входом несколько петель из следов пищухи, оставленных не больше пятнадцати минут назад. Внутри палатки, около примуса, кучка помета, еще не схваченного морозом. А потом весь день нигде ничего — только пара галок планирует на ветру!

Время несется вскачь и подгоняет гималайскую природу. Уже нет сомнения, что приближается муссон. Стена облаков со дня на день угрожающе надвигается по долине Барун, она уже давно закрыла базовый лагерь и поднимается все выше и выше. Часто идет густой пушистый снег, и «единичка» пропадает во мгле. Все кругом как бы перестает существовать. Только ближние ледопады дают о себе знать вздохами разверзающихся трещин и грохотом обрушивающихся ледяных башен.

Ясная часть дня все короче, в те минуты, когда облачность становится немного реже, открывается видимость в отдельных направлениях. В предвечерние часы облачность снижается настолько, что над ее пеленой, словно острова, выступают горные вершины, и прямо над «единичкой» загорается юго-западная стена Макалу. В косых, но ярких лучах заходящего солнца выступают как на ладони не только все детали морфологии, но и раскраска этого уникального скального образования. Светло-серые граниты главной вершины, черные гнейсы предвершины, а между ними оба тона чередуются в виде сетки тонких прожилок и широких параллельных поясов. Кто-то поэтому сравнил Макалу с полосатым тигром. Да, это очень точно. Правда, отсутствует обычно рыжеватая тигровая окраска, так что Макалу скорее носит мантию благородного белого тигра из заповедников магараджи из Ревы.

В те дни, когда окружающий мир исчезает в тумане и мгла глушит звук твоего голоса, сильнее ощущаешь одиночество. Безусловно, это один из источников своеобразного образа мышления горцев, не исключая и наших шерпов, у которых сотрудничество с экспедициями из разных концов света никак не ослабило веру в сверхъестественное и непознаваемое. Думаю, я многое понял в свой последний вечер в «единичке». Сквозь просвет в облаках низкое солнце ярко осветило вершину скальной башни. Поворачиваюсь лицом к стене Макалу, закрытой облаками… Невероятно! Там, где в ясную погоду виден порог тысячеметрового склона, сейчас продолжается плоскость, и на ней стоит серая фигура, окруженная со всех сторон ярким разноцветным сиянием. Поднимаю руку — фигура отвечает мне тем же жестом! Это моя тень, спроецированная в мелких распыленных капельках — частицах тумана. Мне понятно, что это чисто физическое явление, суть которого мне давно объяснили на школьных уроках физики. Но как растолковать его шерпу, если он к тому же «тигр Гималаев»?

Мало-помалу я примиряюсь с неудачей. Присутствие пищухи на этих высотах доказано прямыми наблюдениями, но ни о ней самой, ни о ее паразитах сказать, увы, нечего. Надо готовиться к спуску, так как дальнейшее пребывание здесь потребовало бы дополнительной доставки продовольствия.

Однако история «молоденькой йети» все же получает свое завершение— в формалине и на страницах полевых записей. Когда уже казалось, что она сумела устоять перед всеми возможными приманками, вдруг, буквально в последнюю минуту, «незнакомка» вскочила в ловушку с шоколадом! Так не только был получен ответ на вопрос о верхней границе существования млекопитающих на Макалу, но и значительно сдвинулась вверх известная до сих пор высотная граница распространения целого ряда паразитов.

Черные дни экспедиции

Наши исследования почти закончены. Осталось только дополнить ботаническую и энтомологическую коллекцию, так как только сейчас начинает развертываться под Макалу чудо пробуждения весенней природы. Об этом оповещают не только бабочки-язоны и некоторые другие насекомые — жизнь вернулась и к казавшимся высохшими стелющимся кустикам рододендронов (Rododendron niveum) на морене выше лагеря. Теперь они сплошь усыпаны звездочками цветов, таких мелких, что на первый взгляд трудно и догадаться, что это рододендроны. Они до того милые, что я не могу удержаться и кроме образцов для гербария срываю несколько распустившихся веточек и ставлю в импровизированную вазу на обеденном столе нашей кают-компании.