Жизнь и смерть на вершинах мира

Уже 21 мая в середине дня выходит первая спасательная группа. Все движение людей между лагерями строго продумано и подчинено новой задаче. Это как строго рассчитанная шахматная партия. Возможность ночевки в промежуточных лагерях крайне ограниченна, нигде не должно быть ничего непредвиденного. От каждого сегодняшнего перемещения зависят завтрашний и последующие дни. Разумеется, что при всех акциях на ребре все высотные лагеря должны быть и в дальнейшем постоянно заняты и обеспечены продовольствием — иначе может оказаться отрезанной головная группа.

Возрастающее число заболеваний (в эти дни с высокой температурой слег заболевший воспалением легких Иван Галфи) требует постоянного состава в базовом лагере. Однако каждый, кто получает, хотя бы и неуверенное, разрешение врача, спешит наверх.

На следующий день трое товарищей пытаются спустить раненого в нижний лагерь. В «пятерке» остается только Польда Паленичек, страдающий снежной слепотой. Червинка, Псотка и Фиала полтора часа сражаются за двенадцать метров спуска, но к полудню из-за состояния раненого они вынуждены осилить эти же двенадцать метров обратно к палатке. Неудача первой попытки не имела бы значения, если бы не обнаружилось, что у Гонзы Коуницкого не только ранение головы и ушиб грудной клетки, но поражен позвоночник и задет спинной мозг.

Целую неделю продолжается тяжелое сражение с высотой, с налетевшим муссоном, со временем, со смертью. Неделя, которая кажется вечностью, которая навсегда останется в памяти каждого из нас. Неделя, закончившаяся в понедельник 28 мая в 12 часов словами Польды Паленичека по радио из пятого лагеря:

— Он скончался…

В безмолвии спускаем государственный флаг, развевавшийся над базовым лагерем. Из «пятерки» возвращаются двое ее последних обитателей — Польда Паленичек и Карел Прохазка. На высоте 7850 метров остается только одинокая могила — первая могила на Макалу и самая высокая в Гималаях. Карел Прохазка вместе с Польдой Паленичеком оказали товарищу последнюю услугу. Нам в базовом лагере они рассказали:

— Гонза похоронен в том же положении, в каком он умер. Он лежит на спине, со скрещенными на груди руками. Под голову мы подложили его штормовку. Он лежит в двух спальных мешках, еще два спальника мы положили сверху и все закрыли сложенной палаткой. Тент закрепили семью кислородными баллонами. На его груди лежит флаг Чехословакии. На кислородные баллоны мы навалили камни и щебенку, а сверху, уже чисто символически, засыпали снегом. Он погребен на том месте, где стояла палатка, в которой он умер, в своего рода естественном гроте, дно и стены которого из льда, а крыша — нависающая скала…

…Идет густой снег. Завтра, наверное, придут первые носильщики из Седоа[5].

Муссон и пиявки

На дальнейшую судьбу экспедиции глубоко повлиял муссон. Тяжелые тучи уже не только постоянная завеса, закрывающая от нас горы, но главным образом источник дождей и грозовых ливней, переходящих на высоте в плотный снегопад. И в те редкие минуты, когда под напором шквального ветра разрывается завеса облаков и на короткое мгновение горы освещаются, они выглядят совсем иначе, чем мы привыкли их видеть. Макалу уже не кажется ни полосатым тигром, ни черным великаном. Теперь это как бы его гипсовая модель, на ней нет уже иного цвета, кроме белизны свежего снега. Снег покрыл места высотных лагерей, которые мы узнавали по конфигурации склонов и по синим ниточкам страховочных канатов, протянутых вдоль юго-западного ребра. Исчезли под белыми покровами черные башни, а у их основания снег засыпал палатку, так и оставшуюся на высоте. Таким мы в последний раз видим Макалу.

Муссон осложняет нашу жизнь на каждом шагу. Носильщики, которые три месяца назад охотно шагали босиком по снегу и коротали морозные ночи под открытым небом, теперь, в период муссона, потеряли всякий интерес к походу. Поскольку теперь у нас осталась лишь незначительная часть прежнего багажа, Норбу-лама не прислал сразу достаточное количество носильщиков, и караван придется разделить на две, а потом — на три партии. И кто знает, как бы все обошлось, если бы Норбу-лама, сын великого ламы из Седоа, не унаследовал от отца уважение жителей горных селений во всей округе.

Покидаем базовый лагерь — первая группа из пятидесяти одного носильщика, трех шерпов и восьми наших товарищей. Без радости и без веселья. Видимо, завтра или послезавтра, в зависимости от того, когда подойдут следующие носильщики, двинутся остальные. Если к этому времени не прилетит вертолет, нужно будет нести больного Ивана. Но больше ждать уже нельзя.