Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции

Ограниченное значение этих данных, касавшихся лишь господствующих слоев, побудило к более внимательному анализу судеб простолюдинов. Были собраны свидетельства современников, подчеркивавших особо высокие потери в среде трудящихся; Жан де Венет, Фруассар, Жиль Ле Мюизи, Сион де Кувэн, льежские хронисты начала XIV в. и многие другие прямо подчеркивали несопоставимость жертв простого народа и господствующих классов[612]. Это подтверждал и анализ налоговых документов, выявивший исчезновение в первую очередь менее зажиточных хозяйств и большую устойчивость старожильческого населения (по сравнению с недавними иммигрантами) в городах[613].

При всей важности этих наблюдений оставался неясным первостепенный с демографической точки зрения вопрос о том, какие именно возрасты населения сильнее всего пострадали в то время и как это сказалось на продолжительности жизни. На первый взгляд очевидно, что в смутное и трудное время эпидемий, недородов, войн и восстаний особенно большие потери должны были бы понести дети, женщины и старики — извечные жертвы любых катастроф. Некоторые свидетельства хронистов прямо подтверждают подобное предположение и оно не раз высказывалось в исследованиях, публиковавшихся в 60–70‑х гг. и в начале 80‑х годов[614]. Однако с середины 70‑х годов, после работ Ж. Бирабена, стала складываться и иная историографическая тенденция; она получила наиболее последовательное выражение в опубликованной в 1987 г. работе Ж. Минуа по истории старости.

Основной тезис Ж. Минуа — укрепление в XIV–XV вв. во всех социальных классах позиций стариков за счет резкого увеличения их численности. Это стало, по мнению Ж. Минуа, возможным из‑за того, что эпидемии XIV–XV вв., и особенно чума, губили в первую очередь детей и «молодых взрослых»[615]. В подтверждение этой концепции Минуа приводит широкий круг данных. Рассмотрим их конкретно.

Цитируя исследование А. Игуне-Надаль по Перигору, Минуа ссылается на анализ ею возраста 465 человек в период с 1325 по 1499 г. и констатирует, что 217 из них, т. е. 46 %, были старше 60 лет[616]. По мысли Минуа, этот факт подтверждает, что чума губила главным образом детей и молодых взрослых, сохраняя жизнь старикам. Минуа не использует, однако, результаты более детального анализа возраста смерти, проделанного А. Игуне-Надаль. Между тем из этого анализа выясняется, во-первых, что реже всего в Перигоре умирали между 20 и 30 годами (т. е. как раз те, кого надо считать молодыми взрослыми), во-вторых, что смерти учащаются с 40 лет и достигают максимума между 55 и 65 годами (т. е. в возрасте, несомненно, относящемся к числу старших возрастов, которые Минуа считает в это время особенно жизнестойкими), в-третьих, что, по данным исследовательницы, в чуму 1348 г. уровень смертности был наиболее велик между 40 и 59 годами (а отнюдь не в среде молодых взрослых)[617]. Если ко всему этому добавить, что выборка А. Игуне-Надаль, как подчеркивает сама исследовательница, охватывает лишь более зажиточную часть населения (в частности, купцов и laboureurs), то неоправданность использования Ж. Минуа этих данных для безоговорочного подтверждения своих тезисов станет довольно очевидной.

Далее Ж. Минуа ссылается на исследование П. Депортом возрастной пирамиды в двух приходах Реймса в 1422 г. и отмечает, что, поскольку после эпидемий в начале XV в. число лиц в возрасте до 10 лет было здесь меньше числа лиц между 35 и 45 годами, это подготавливало диспропорцию в пользу стариков в последующие 30 лет[618]. Нетрудно заметить, что цитируемые у Минуа реймсские данные, во-первых, говорят лишь о возможности численного преобладания одного-двух старших возрастов в будущем — возможности, которая могла бы быть подорвана последующим развитием. Во-вторых, реймсские данные 1422 г. абсолютно не соответствуют тезису Ж. Минуа о высокой численности старших возрастов: 59 % населения составляли лица в возрасте от 15 до 45 лет; 60-летних и старше было лишь 6,5 %[619]. В-третьих, отсутствие в Реймсе накануне переписи 1422 г. чумных эпидемий делает имеющиеся данные вообще неприменимыми для проверки тезиса Ж. Минуа об особой губительности чумы для молодых взрослых.

Ж. Минуа приводит в подтверждение своих тезисов также материалы Шалона-на-Соне, исследованные А. Дюбуа. По утверждению Ж. Минуа, А. Дюбуа показал, что уровень смертности в этом городе в 1380–1400 гг. «совершенно определенно» сокращался с возрастом[620]. Между тем в заключении к своему исследованию А. Дюбуа специально подчеркивает, что в силу недостатка данных о возрасте, а также о мобильности жителей Шалона, изученные им поочажные расследования «не позволяют отождествлять сведения об уменьшении числа очагов с данными о смертности»[621].